Галопом по Европам

– Паш, – начинаю я и не знаю, как дальше продолжить. Тщательно приготовленная речь выветрилась из моей головы легким облачком, как только пришла пора ее толкать. – Мы с тобой жили вместе…

– Я в курсе, – усмехается Чернышов. Это злит.

– Сейчас конкурс закончился, – я вижу, как напрягается взгляд моего собеседника, – но мне кажется, что нам не стоит опять съезжаться.

В Пашкиных глазах читается явное облегчение! Смотрю на Чернышова. Чему он радуется? Не верит мне или реально рад? И это на него я возлагала надежды!

– Как скажешь, дорогая, – у товарища хватает деликатности, чтобы не запрыгать от счастья и не станцевать польку-бабочку прямо передо мной. Поэтому дальше я продолжаю более уверенно:

– Мне кажется, нам вообще следует расстаться.

– Совместная прогулка по Барселоне послужит прекрасным завершающим аккордом для наших отношений, – если он и ерничает, то вполне беззлобно.

– Нет, прогулку по Барселоне тебе придется совершить в одиночестве, – зло выпаливаю я, закрыв глаза и желая пробить стену благодушия, окружающую Чернышова, – меня в аэропорту Барселоны встретит мой друг. И мы с ним сразу уедем. Я выхожу за него замуж и остаюсь в Испании.

Незаметно выдыхаю: «Все! Я произнесла это вслух». Надо заметить, что морально разрыв с Пашкой проходит намного легче, чем два года назад с Мишкой. Наверно потому, что с Мишаней долго встречались и нас многое связывало, свадьбу надо было отменять, да и относилась я к нему на порядок лучше, чем к Пашке. До сих пор Акимова вспоминаю, он даже мерещится мне наяву то в Вене, то в Риме.

Не ожидавший такого поворота Чернышов ошарашенно молчит. На его лице отражается целая симфония из чувств: потрясение, осознание, возмущение, злость, недоверие, даже брезгливость. Успокоившись, он вежливым чужим голосом уведомляет:

– В одиночестве гулять по Барселоне я не буду. У меня есть компаньон, – цедит отставной любовник и, отвечая на мой вопросительный взгляд, продолжает, – в Риме мы встретились с Михаилом Акимовым, которого ты, судя по всему, когда-то кинула точно также. Надо полагать, это твое хобби.

– Мишаня?! Так он реально в Риме? Не может быть! Так я действительно видела его? Это мне не показалось? – не обращаю внимания на Пашкину ремарку про хобби. Мишка в Риме. Так, может, и в Вене я его видела? – А где он сейчас? Что он делает в Риме? Когда приехал?

– Ишь, как возбудилась. Руки попридержи, а то сметешь что-нибудь ненароком. В Риме он искал тебя.

– Меня? – сердце начинает колотиться запертой птицей. Если кто и может отговорить меня от безумного шага, то только Мишаня. – Зачем?

– Перед отъездом ты сперла у него флешку с очень важной информацией.

– Я? Сперла? Зачем? Шутишь?

– Ты Акимова видела перед уходом с работы?

– Ну…

– Флешку роняла?

Перед глазами, словно на экране, появляется картинка, как я высматриваю на полу упавшего медвежонка. Отчетливо вспоминаю свое удивление, когда увидела его на столе, потому что по звуку падения брелок явно должен был быть на полу.

– Хочешь сказать, что у меня с собой Мишкина флешка? Не моя?

– Ты ее хоть раз смотрела в поездке?

– Неа. Я и так многое помню. Вообще, сам знаешь, смотрели у тебя в телефоне или на ноутбуке, – про себя делаю заметку, что при выходе из самолета надо будет забрать у Пашки ноутбук. – Неужели, там настолько важные документы, что он помчался за ними в Рим?

Милый Чернышов любезно предлагает все вопросы задать непосредственно Акимову. Его выдержка успокаивает. Это же гораздо лучше, чем скандал. А так слушаю, как он сухо по-деловому рассказывает мне, как они с Мишаней приехали в аэропорт. И как Мишка, побежав за телефоном, укатил опять в Рим. Значит, так тому и быть. Пусть изучают творения Гауди без меня.

По радио объявляют, что начинается посадка на наш рейс. Пока бежим на паспортный контроль, а оттуда к нужному выходу на посадку, Чернышов сокрушается, что Акимов не успел с нами пересечься.

Вынуждена признать, что меня немного гложет разочарование. Я поведала парню, что мы расстаемся, а он как-то слишком вяло отреагировал. Лишь слегка расстроился, когда узнал, что у меня параллельно с ним был еще кто-то. А по-настоящему переживает, что с Мишкой не успел пересечься. Хотя чего переживать-то? Наоборот, хорошо. Теперь Акимов будет вынужден тащиться за флешкой в Барселону. И Пашке будет не так одиноко там без меня.

В салоне самолета Чернышов начинает тихо и методично читать мне нотации. За почти два часа полета я во всех подробностях узнаю, что я нехорошая продажная женщина, кинувшая двух таких замечательных мужчин. Что предаю Родину. Что бросаю на произвол судьбы родителей и бабушку с дедушкой. Что из-за меня Акимову помимо Рима теперь придется лететь и в Барселону. Особенно горячий кипяток возмущения брызжет из его глаз, когда он заводит речь, как я посмела ему изменять. Ну извини, Пашунь, извини. Я, правда, не горжусь собой.