Галопом по Европам

Чтобы немного поддержать себя вызываю из памяти приятные воспоминания. Москва, солнечный теплый сентябрьский день. Мы с Маорисио идем по Крымскому мосту от метро Парк культуры в сторону Октябрьской.

– До сих пор не могу привыкнуть к вашим расстояниям, – развевающиеся на ветру темные кудри Маорисио делают его похожим на прекрасного древнего бога, – у нас в городке до любого места на машине доберешься за десять-пятнадцать минут. Пешком чуть длиннее.

– Дольше, – ласково поправляю я и поясняю, – «длиннее» – это про расстояние, а для времени используется слово «дольше».

– О этот русский язык! – Маорисио медленно и старательно выговаривает слова, как в замедленной съемке.

Это всегда немного смешно, учитывая его пулеметную речь на родном языке. Хотя со мной испанец старается не строчить. Все-таки на большой скорости мне тяжеловато понимать чужой язык.

– Здесь в Москве на деловую поездку надо закладывать минимум полтора часа. У нас за час ты в другом городе – да не в Тарагоне, до нее пятнадцать минут, а в Барселоне!

– Еще у нас пробки, – подначиваю его.

– У нас тоже бывают летом, когда много туристов.

– А у нас каждое утро и каждый вечер. Многие из-за пробок отказываются ездить на работу на машине и предпочитают общественный транспорт, – из меня бойким петушком выпирает гордость за расстояния и пространства, за пробки, загазованность и прочую гадость.

Вид с моста на реку с теплоходами и на зеленое море Парка Горького привычно вызывает у меня вопрос: «Отчего люди не летают?».

– Маорисио, ты когда смотришь на море, тебе никогда не хотелось стать птицей и взлететь, чтобы посмотреть на всю его красоту сверху, – распахиваю руки и кружусь.

Маорисио смотрит на меня восхищенным взглядом, который в равной степени может относиться как ко мне, так и к панораме, открывающейся перед его взором.

– Я всегда мечтал о собственной яхте, – счастливо вздыхает он. – Видишь, теплоходы? На реке они рядом, близко. На море корабли далеко. Идущий на полном ходу корабль вблизи можно видеть только со своей яхты. Обязательно купим ее и будем плавать.

Возвращаюсь в реальность. Освещенная пустая трасса, по бокам загороженная шумозащитными экранами. Словно в фантазийном космическом боевике мы мчим по пустынному тоннелю навстречу мрачной неизвестности. Впрочем, в подавленном состоянии одна я. Темпераментный мужчина, похоже, не замолкал ни на минуту и не обращает внимания на мою отрешенность. Он управляет машиной, повернувшись ко мне, и лишь изредка поглядывает на дорогу. Хорошо, что ночью трасса пустая, и машин почти нет.

– Маорисио, – прерываю поток мыслей своего сумасшедшего водителя, – ты помнишь, как собирался купить яхту?

Мой спутник извергает из себя новую партию слов, эмоций и жестикуляций. Они уже менее радостные, скорее раздраженные, даже агрессивные. Причина такой реакции весьма банальна: яхты дорожают, бизнес идет тяжело, проклятое правительство душит налогами.

Приходится признаться себе, что вид мужчины, за которого я собралась замуж, сильно напрягает. Его поведение сложно назвать нормальным, и я не помню, чтобы когда-либо видела Маорисио таким. В сумраке салона машины, освещаемом проносящимися мимо нас фонарями, блеск его глаз пугает. Смыкаю веки и до самого Салоу изображаю спящую. Чувствую себя страусом, от страха «зарывающим голову в песок». Хотя давно уже доказано, что ни в какой песок страусы головы не зарывают. У них прекрасное зрение и при малейшей опасности они удирают со скоростью семьдесят километров в час. А в песке они просто выковыривают камешки и глотают их, чтобы пища в желудке перетиралась.

К дому Маорисио приезжаем почти в одиннадцать вечера. Выходим из машины. Замечаю оставленные в замке ключи. Догоняю товарища, чтобы напомнить про них, но мужчина весело хватает меня в охапку и тащит в квартиру. Мучительно пытаюсь вспомнить, оставлял ли он раньше ключи или брал с собой. Память сладко спит, и я переключаюсь на своего жениха.

– Сначала кофе, – бодро и, вроде, совершенно адекватно провозглашает он, войдя в квартиру, и отправляется в кухонный отсек.

У него по местным понятиям однокомнатная квартира. В нашем российском измерении – двушка. Большая гостиная, отделенная от кухни барной стойкой, спальня и совмещенный санузел. Везде крашеные белые стены, на полу практически белая плитка. Лично у меня все белое ассоциируется с больницей. А вот в жаркой Испании белый цвет ассоциируется с прохладой. Наверно, это от Арктики и Антарктики, покрытых вечными белоснежными снегами.

Кухонный балкон, использующийся для размещения всей техники типа стиральной машины и водонагревателя, а также пылесоса, газового баллона и прочих хозяйственно-ремонтных принадлежностей, выходит на подъезды, а балкон спальни и балкон гостиной, переоборудованный в мастерскую, смотрят во внутренний дворик.