Гамаюн — птица вещая

— Ему нужно руководить, а он козла велит доить! — безулыбочно повторял старик после каждой рассказанной истории. — И почему только на крестьянина такая беда: посылают в деревню для руководительства кого угодно? Везде руководитель обязан иметь что-то за душой, что-то знать, а за землю каждый неук берется.

Старик вернулся к вопросам, не дававшим ему покоя. Не оторваться от земли, не уйти от нее! Квасов слушал, применяя его речи к своей жизни: сам не исправишь, кто позаботится? Даже если плох отец, никто не захочет отчима.

Перед тем как приехать сюда, Жора говорил с Саулом, казалось бы, на отвлеченные темы: почему тревожно в мире, откуда идет опасность, а может быть, и смерть? Расспрашивая, он думал о себе, как о частице большого тела, которую черные силы пытаются оторвать и привить к инородному, уродливому телу. И это страшно: ноги немеют, не замахнуться, не отбиться. Прямо как во сне.

Саул говорил о задачах рабочего класса. Если ему поверить, весь трудовой мир живет надеждой на победу рабочих в России. Весь мир считает его, Квасова, образцовым, внутренне красивым человеком. А мир шатается. Ожили и заговорили кратеры на земле.

— Можно тебя на минутку? — спросил Жора Николая.

Тот поднялся.

— Можно. Хочешь, выйдем?

Марфинька проводила их глазами. В открытую настежь дверь видна была стена черного дыма, окрашенная багровым огнем.

— Помоги ему, Коля, — посоветовала Лукерья Панкратьевна. — Пусть провеется на свежем воздухе.

— Быстро дошел, — сказал отец, — а тяпнул меньше моего. Хотите, я вам расскажу случай? Давно это было, стояли мы в одном фольварке в Польше...

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ

Квасов отвел Николая подальше от дверей, к решетке забора.

—- Помочь мне может друг, а не начальник милиции. Верю тебе и не боюсь. Слушай...

Перед Николаем развертывалась дикая история во всех ее подробностях. Наконец-то открылся «кузен Серж» и полностью прояснились туманные предостережения Аделаиды. Николаю не приходилось сталкиваться с той стороной жизни, которую можно назвать ее изнанкой. Враги, несомненно, существовали, и специальные органы советской власти следили за их происками, обезоруживали их. Два мира находились в смертельной схватке. И, однако, все это было далеко, проходило как бы стороной. Дрались и дрались! Никто не поручал вмешиваться, помогать. А ну вас! Занимайтесь своим делом... Теперь же опасность была рядом. В борьбу против рабочих зарубежные враги втягивали самих рабочих. Понятным становилось поручение Ожигалова.

— Слушай. — Квасов оглянулся. — Послезавтра в одиннадцать ночи он будет ждать меня.

— На квартире?

— Нет, не на квартире. В переулке, — Жора назвал переулок.

Однако он хотел проверить самого себя, найти больше сил для борьбы, если уж в нее нужно вступать, отбросить всяческие сомнения.

— Не преувеличиваешь ли ты, Жора? — напрямик спросил Николай, так же прямо, не мигая всматриваясь в глаза своего друга.

Жора вначале не понял вопроса и попытался так же горячо, порывистым шепотом повторить какие-то подробности, выплеснуть хотя бы часть из того, что тяготило его.

— Подожди, подожди, — остановил его Николай, — раздеталировал ты все и так правильно, могу сам все до последнего шурупа собрать, свинтить. Ты скажи главное: нет ли тут того самого страха, от которого глаза велики? Приучают нас везде видеть шпионов, агентуру коварного врага, оглядываться туда-сюда, крутиться на собственной оси, за хвостом своим гоняться.

Квасов остановил друга, схватил его за руку; глаза его помутнели, а губы стали белыми-белыми, безжизненными, мертвыми.

— Шпионов пусть гепеу ловит, — яростно выдохнул он. — Страшнее тут, Колька, пойми... Душой они хотят нашей завладеть, Колька! Хотят, чтобы мы отказались от крови нашей, ото всего... Мы один на один схлестнулись с ними и один на один должны решить, по-рабочему, без свистков, без протокольчиков. Нас не нужно за ручку водить по революции, поглядите, какие цветочки хорошенькие... Революция во мне сидит, тут, — ударил кулаком в грудь. — Я отсюда должен все выкидать к чертям собачьим! Сам, не нужно мне чужих вил и граблей... У меня аммонал внутри... Сюда фитиль тянут...

— Успокойся, Жора, — остановил его Николай, осмысливший все, что было сказано. — Я понял все. Не доказывай мне больше ничего, не убеждай... Ясно, я должен помочь тебе, только как?

Ничто теперь не выдавало внутреннего волнения Николая. Именно таким, спокойным, обязан предстать перед мятущимся другом, чтобы он поверил ему и доверился полностью.

— Говори, Жора, — попросил он твердо, — где тебе назначил «свидание» Коржиков?

— Недалеко от Марфиньки. От нашего дома. Если мы его не повяжем — нулевые мы люди! — Глаза Жоры сверкнули гневом. — Подумать только! Хуже меня не нашли... Меня в Сибирь нужно, а не на стружку. Сегодня, мол, подписывай, а завтра иди и завод подпали...

— Только не надо шарахаться, — сказал Николай. — Ты был один, теперь нас двое. Тебе стало легче и мне! Разное можно было подумать...