Гамаюн — птица вещая

Пантюхин, работавший теперь не в паре с Бурлаковым, поджидал нормировщицу с нетерпением злоумышленника. Он заранее предвидел, как ловко обведет вокруг пальца эту хоть и смышленую, но неопытную в разгадке ухищрений девчонку. В партию Пантюхин не вступал не потому, что не был согласен с ее установками, а лишь потому, что не хотел забивать себе голову лишними мыслями, отнимать время на собрания и нагрузки.

Присмотревшись к своему наперснику Дмитрию Фомину, Пантюхин мог бы и более изобретательно отвести вопросы, ему предлагаемые. Но пока он скромно помалкивал, решив «обводить вокруг пальца» самых настырных девчонок из «тяни нашего брата».

Наташа почему-то не задержалась возле него, несмотря на то, что Пантюхин трогательно улыбался. «Возможно, Митя Фомин переиграл спектакль, — подумал Пантюхин, провожая взглядом нормировщицу. — Ишь ты, вздумала фискалить из-за угла!» Но Наташа прошла на другую линию, совершенно усыпив все подозрения Пантюхина.

Возле Марфиньки Наташа задержалась не только по своему нормировочному делу. Она заметила, что Марфинька порывалась что-то сказать ей, остановилась и поздоровалась за руку.

— Скажите братишке, — неожиданно выдохнула Марфинька, умоляюще и светло глядя на нее увлажненными глазами, — не могу я двоиться. Обманывать не научилась. Пусть не серчает. Скажите ему, пусть заходит ко мне, не отталкивает... Может быть, доведется и ему полюбить. Нет с собой сладу... Сладу нет, когда...

Наташа готова была прослезиться, но обстановка заставляла быть сдержанной на глазах у посторонних. Пообещав глазами и рукопожатием выслушать ее, Наташа направилась мимо Квасова к Бурлакову. К нему ее влекли не только предварительные технические наметки...

Еще издали она разглядела очертания высокого станка «Майдебург» и знакомую фигуру возле него.

— Здравствуйте, Коля, — сказала Наташа, подойдя к станку и отыскав удобное место для наблюдения. Наташа устроилась так, чтобы видеть руки Николая.

Освоившись с ее неожиданным появлением, Николай не снизил, а повысил обороты, полностью положась на дополнительную мощь победита, которым наваривали резцы. Уже не было сомнений: Бурлаков не станет «темнить». Первым почувствовал подвох Пантюхин. Остановив станок, он направился в курилку. Проходя мимо Квасова, что-то шепнул ему; тот ответил какими-то злыми словами.

Николай не замечал никого, кроме Наташи. Наташа... У нее всего две пары обуви. Кто-кто, а он-то теперь знал все ее имущество. Одна пара лодочек из черной замши, праздничные. Она ходила в них на «Периколу», на «Список благодеяний» у Мейерхольда. Они шли пешком после спектакля почти до «Динамо» и восторженно обсуждали игру Зинаиды Райх. Замша на ее туфельках запылилась, и ему хотелось почистить их, прежде чем они расстанутся у калитки. Сейчас на Наташе желтые туфли со шнурками, на низком каблуке. Они вместе носили их однажды в мастерскую, просили поскорее починить; и сапожник великодушно внял их мольбам, бросив туфли на самый верх кучи. Подобные мысли иногда бродят в голове даже в то время, когда руки заняты делом.

Перед этой девушкой он обязан отличиться безупречной работой, вопреки темным законам цехового братства. Как же без этого идти вперед, двигать жизнь, догонять иностранцев? Как познать радость честно исполненного долга?

Непросто, очень непросто решиться плыть против течения, пересекать стремнину, не зная, где омут, где водоворот!..

У Наташи на учетном листе, как уже говорилось раньше, расчерчены графы: об инструменте и приспособлениях, остановках и задержках, элементах работы и фиксажных точках, количестве наблюдений, числе оборотов, глубине резки, подаче и многое другое. Она все учтет. Ей поможет секундомер, плотно прижатый к ладони, и фанерка с хронометражным листом. Все приспособлено, ошибки маловероятны. Техническое нормирование позволяет установить справедливые взаимоотношения дающего работу и ее исполняющего.

Могут быть ошибки? Безусловно. Но они касаются частностей. В конце концов, самое главное — получить наибольший эффект от затраченных усилий. Многое зависит от организаторов производства, но не меньше и от самих рабочих. Если человек начнет внутренне сопротивляться, не помогут ни секундомеры, ни хронометражные листы, ни директивы.

Для Бурлакова существовало пока единственное мерило: не мог он умышленно сделать хуже, чем есть; не мог он выглядеть в глазах людей, и прежде всего любимой девушки, ленивым и никчемным. Если дело горит в руках, кто решится погасить огонь?

Николай забыл и трешку, и первый шашлык, и «рено», и цыган, даже корову, бредущую к Бородинскому мосту, лишь бы не задымил металл под резцом, лишь бы справился со сложной нагрузкой иностранный станок. Нет, не может порваться дружба от случайных причин, и по-новому должно сложиться рабочее братство.

— Спасибо, — сказала Наташа и как-то неслышно ушла.