Читаем Гамба. Рассказ полностью

Он посидел, тупо глядя в стену кухни, а потом в нем созрело решение.

Решено.

Он полюбит креветку, да, он полюбит Жереми, полюбит своего сына.

И без разговоров. У него получится.

Он вернулся в детскую.

Сел.

Сосредоточенно уставился на креветку.

И стал ждать, когда снизойдет.

Двенадцативольтный моторчик немного отвлекал, ультрафиолетовое освещение тоже. Но ничего, и не такое переживали. Переживали директора по продажам, которому целый год пришлось покупать туалетную бумагу, переживали представительницу заказчика, под взглядом которой он превращался в лужицу мочи на кафельном полу мужского сортира в придорожной забегаловке.

Ясное дело, переживали и не такое.

Он спросил:

— А ты? Ты меня любишь?

Никакого ответа.

Он спросил:

— А ты будешь обо мне заботиться, когда я состарюсь и выживу из ума?

Никакого ответа.

— Хочешь, почитаю тебе сказку?

Никакого ответа. Он почитал ему про слоненка Бабара и Санта-Клауса.

Никакой реакции.

Он сказал:

— Ладно, я тебя все равно люблю.

И ушел спать.

В понедельник на утренней летучке, где обсуждались планы на неделю, он ударил директора по продажам. Прямым хуком в челюсть. Бац! Потому что тот его достал, сколько можно посылать ему документы в формате PDF, он же просил в Excel.

А потом, до кучи, чуть не задушил представительницу заказчика, ее лицо наливалось красным-красным-красным, пока сослуживцы его не оттащили.

Дома он сразу поднялся в детскую к гамбе.

— Я потерял работу.

Никакой реакции.

— На меня заявили.

Никакой реакции.

— Теперь у нас с тобой будет больше времени.

Никакой реакции.

— А как там мама? К ней дядя приходит?

Никакой реакции.

— Знаешь, мама твоя потаскушка еще та. Только ты ей этого не повторяй. Вырастешь — поймешь.

Никакой реакции.

На работу он больше не пошел. Ни во вторник, ни в среду, никогда.

В пятницу позвонила Магали, ее интересовало, как поживает Жереми.

— Отлично, — ответил он. — Нам очень весело.

В детской гамба, по-прежнему безмолвная, вяло покачивалась в воде.

После телефонного звонка он задумался. Неужели таков финал его истории: один как перст посреди комнаты перед аквариумом?

А потом ему пришло в голову кое-что получше.

Он спустился в кухню. Взял сковородку, поставил на стеклокерамическую конфорку, налил масла, порезал луковицу, зубчик чеснока. И поднялся за Жереми.

— Пошли, детка, — сказал он.

Выловил его. Положил в пластмассовый контейнер. Спустился. Масло разогрелось, лук стал прозрачным. Приятный новогодний запах наполнил кухню.

Он достал Жереми из контейнера. Тот задергался, засучил лапками. Он ополоснул его под краном, и тот задергался еще сильней. Он запечатлел поцелуй на сером панцире гамбы и кинул ее на сковородку.

Масло зашипело. Серое стало ярко-розовым. В холодильнике он нашел полбутылки белого вина. Налил себе стакан. Перевернул Жереми раз-другой и, подцепив вилкой, снял со сковородки. Разделал его, отделил головку, лапки и положил в рот первый кусок.

Какое чудо.

Он улыбнулся.

Давно уже он так не улыбался.

На душе было легко.

Все встало на свои места.

Он любил сына.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза