Гамбара

— Жизнь женщины начинается с первой ее страсти, — сказал Андреа. — Моя дорогая Марианна начала жить лишь с того дня, когда она впервые увидела Паоло Гамбара. Ей необходимо было изведать глубокую страсть, ей необходимо было охранять и поддерживать слабое существо. Прекрасные черты душевной организации женщины, быть может, больше влекут ее к материнскому чувству, нежели к любви. Вы вздыхаете, Марианна? Я коснулся одной из кровоточащих ран вашего сердца. Вы понимали, что вам, такой молодой, выпала благородная роль покровительницы высокого, но больного ума. Вы говорили себе: «Паоло будет моим гением, я буду его разумом, вдвоем мы составим то почти божественное существо, что зовется ангелом, то высокое создание, для коего постигать — значит наслаждаться и в коем мудрость не подавляет любви». Затем, отдавшись порыву молодой души, вы услышали тысячи голосов природы, которые ваш поэт хотел воспроизвести. Восторг охватил вас, когда Паоло раскрыл перед вами сокровища поэзии, пытаясь выразить их чудесным, но ограниченным языком музыки; вы восторгались им, когда в бреду экстаза он уносился душой далеко от вас; вы верили, что вся эта устремленная в сторону от вас энергия обратится, наконец, к любви. Вам неведома была тираническая, ревнивая власть, которой мысль сковывает мозг человека, страстно увлеченного ею. Гамбара еще до того, как он увидел вас, отдался горделивой и мстительной госпоже, и вы до сего дня оспаривали его у нее. Лишь на мгновение вам улыбнулось счастье. Упав с облаков, где непрестанно парил его дух, Паоло удивился, что действительность так сладостна, и вам уже казалось, что его безумие уснет в объятиях любви. Но вскоре музыка вновь завладела своей добычей. Ослепительный мираж, возникший перед вами среди восторгов разделенной страсти, внезапно померк, и еще более мрачным, более суровым стал путь одиночества, на который вы вступили. Повесть, которую мы слышали сейчас от вашего супруга, и разительный контраст меж его и вашими чертами привели меня к догадке, — я чувствую ваши тайные горести: вы с мужем друг другу не пара, и в этом союзе на вашу долю выпали только страдания. Пусть вы всегда вели себя героически, пусть ни разу не ослабевала ваша энергия, с которой вы выполняете ваши тяжелые обязанности, но, может быть, в тиши одиноких ночей не раз роптало ваше сердце, которое сейчас так сильно колотится у вас в груди. Горькой мукой было для вас само величие вашего мужа: будь он не так благороден, не так чист душой, вы могли бы его покинуть; но его добродетели укрепляли вашу стойкость; вы задались целью держаться героически, пока не ослабнет героизм Паоло. Вы сознавали реальное величие своей задачи, а Паоло гнался за химерами. Если б одно только чувство долга руководило вами и поддерживало вас, быть может, победа над собою далась бы вам легче, — вам было бы достаточно убить свое сердце и перенести свою жизнь в мир абстракций; религия поглотила бы все остальное, и вы жили бы, как святые угодницы, заглушавшие у подножия алтаря голос природных инстинктов. Однако обаяние, исходящее от всей личности вашего Паоло, его возвышенный ум, редкие, но трогательные свидетельства его нежности к вам непрестанно изгоняют вас из того идеального мира, где добродетель хотела бы удержать вас; любовь возбуждала ваши силы, когда вы, казалось бы, совсем уж изнемогали в борьбе с призраками, затмевавшими ее. Вы долго не поддавались сомнениям, при малейшем проблеске надежды вы устремлялись в погоню за вашей сладостной химерой. Но, наконец, после многих лет разочарования терпение ваше иссякло. Да тут и ангел давно бы не выдержал. И ныне видение, так долго манившее вас, стало просто тенью, а не живым существом. Безумие, так тесно граничащее с гениальностью, по-видимому, неизлечимо в этом мире. Вы были потрясены этой мыслью, вы пожалели о своей молодости, если не загубленной, то во всяком случае принесенной вами в жертву; вы с горечью признали, что природа совершила ошибку, послав вам отца, меж тем как вы призывали супруга. Вы спрашивали себя, не превзошли ли вы супружеский долг, всецело предавшись человеку, поглощенному наукой (Марианна, не отнимайте у меня свою руку: все, что я сказал, — сущая правда). И тогда вы бросили взгляд вокруг, но в это время вы были уже во Франции, а не в Италии, где люди действительно умеют любить...