Гамбит Королевы

Во дворе началась суматоха; слышались радостные крики. Должно быть, придворные вернулись с петушиных боев или игры в теннис. Жизнь в Уайтхолле продолжалась, как обычно, и лишь в покоях королевы царила непривычная тишина.

– Мне нужна ваша помощь. – Она сжала его руку.

– Вы знаете, для вас я сделаю все что угодно.

– Дороти Фонтен нет. – Уильям ахнул; его глаза наполнились ужасом, и Катерина поспешила объяснить: – Нет, Уильям, она не умерла, во всяком случае, я так думаю… она пропала. Дот пропала.

– Не понимаю! – Уильям склонил голову набок и нахмурился.

– Прошло два дня с тех пор, как я видела ее в последний раз. Уильям, вы должны ее найти. Она так дорога мне!

– И мне тоже, – прошептал он.

– Я спрашивала всех моих дам, но ее никто не видел ни на кухне, ни в других дворцовых помещениях. Только дура Джейн уверяет, что видела ее, но я ничего не сумела из нее вытянуть, кроме дурацких стишков.

– Что она сказала?

– Не помню, Уильям. Как обычно, несла вздор.

– Попробуйте еще раз спросить ее. Кроме нее, у нас никого нет.

– Кажется, что-то насчет колокольчиков. – Катерина терла виски, словно пытаясь вызвать из головы воспоминания, и действительно на ум ей пришли обрывки песенки: «Заплати, заплати, колокольчик прозвенел, старый колокол Олд-Бейли».

– На Олд-Бейли нет колокола, – возразил Уильям. Он помнил песенку. – Это колокол церкви Гроба Господня, что позади Ньюгейтской тюрьмы… – Он вскинул руки вверх и воскликнул: – Ее посадили в Ньюгейт?! Я пойду туда!

– Уильям, не знаю, как вас и благодарить. – Катерина взяла его руки в свои и поцеловала кончики пальцев. – Постарайтесь сделать все, что можно. Скажите, что вас послали из дворца.

Он повернулся, чтобы уйти, но она остановила его, положив руку ему на плечо:

– Уильям, будьте осторожны! А если найдете ее, помните: она моя. Ближе нее у меня никого нет, она мне как… – Она не говорит «дочь», потому что не хочет выглядеть нелепо. Почти все относятся к Дот хуже, чем к обезьяне Франсуа. И все же для нее Дот член семьи, иногда даже ближе. – Однажды вы уже разбили ей сердце, но больше я ничего подобного не допущу, – продолжила она, удивив саму себя. В ее голосе звенела сталь.

Уильям приложил руку к сердцу:

– Обещаю, я сделаю все, что смогу. – Перед тем как уйти, он низко поклонился.

Ньюгейтская тюрьма, Лондон, август 1546 г.

– Где я? – спросила Дот, когда чья-то рука протянула ей миску через окошко в двери.

Она долго пробыла одна, сорок пять часов. Она знала это, потому что считала удары большого колокола, который бил где-то неподалеку. Она допила последние капли протухшей воды из кувшина, который кто-то поставил, когда ее сюда привели – целую вечность назад. Здесь ничего нет: ни скамьи, ни свечи, ни одеяла, только ведро в углу и узкая щель вместо окна. Щель так высоко, что заглянуть в нее невозможно; Дот могла видеть лишь небольшой прямоугольник света на полу. Оцепенев, она забилась в угол на кучу вонючей соломы. До нее доносились крики и стоны других узников. Она старалась ни о чем не думать. Когда ее привели, она отчаянно колотила в дверь, кричала; ей хотелось, чтобы кто-нибудь пришел и объяснил, что происходит. Так прошло несколько часов; у нее сел голос. Она поняла, что никто не придет. Ее крики превратились в жалобный скулеж и в конце концов совсем стихли.