Гамбит Королевы

– Знаю. – Катерина поняла, что перешла незримую черту, за которой перестала быть собой. Ее поступки больше невозможно измерить обычной мерой. И она – не обычный человек… – Либо он, либо я.

Она схватила Хьюика за руки, как будто хваталась за последние нити своей потерянной души.

– Подлейте совсем немного, чтобы запах был такой же, как всегда. Припарка подействует не сразу…

Она ужаснулась тому, что так легко высказала самое сокровенное. И как тщательно она все обдумала! Даже то, что Хьюик не снимает перчаток и, таким образом, не подвержен опасности отравиться… Только Хьюик способен на такой шаг. Ради нее он совершит ужасное злодеяние. Вот что ужасает ее и сейчас – предумышленность ее поступка и легкость, с какой она справилась с Богом.

Она больше не знает, кто она такая; не может смотреть в глаза даже своим приближенным. Она бродит по своим покоям в одиночку и мучается. Теперь ее окружают фурии, которые уже никогда ее не покинут. Всякий раз, как она слышит, что королю хуже, фурии летают над ее головой, как летучие мыши, клюют ее душу, раздирают ее, опустошают, уносят последние остатки добра. Вот с чем ей придется жить вечно.

Мартышки сидят у огня. Франсуа ищет блох у Вирсавии, цокая языком и что-то вереща на своем обезьяньем языке. Его действия исполнены такой нежности, что глаза Катерины наполняются слезами, а внутренности как будто выворачиваются наизнанку. Она до сих пор любит своего милого, ненаглядного Томаса. Франсуа гладил подругу почти человеческими пальцами. Его рука похожа на человечью, но пальцы длиннее и более гибкие; ими удобнее цепляться за ветки. Вирсавия кудахтала от удовольствия, он провел длинным пальцем по ее заросшему шерстью уху.

В тот миг, когда ее глаза встретились с глазами Томаса, любовь вспыхнула в ней с прежней силой. Миг, пока она смотрела на него, показался ей вечностью. Король, в сущности, был прав; в то мгновение она совершенно забыла о нем, предала его! С таким же успехом Сеймур мог бы быть ее любовником. Своим взглядом она наставила королю рога. В ее глазах, устремленных на Сеймура, король увидел такую нежность, какой не мог добиться от нее ночью на супружеском ложе. Она согрешила в мыслях; многие церковники считают: это все равно что согрешить на деле. Ее сотрясают волны желания и нежности от одного воспоминания о Томасе. Из-за ее греховных мыслей от нее отвернулся Бог.

Интересно, где сейчас Томас? Катерина боялась за него. Она надеялась, что он удалился от двора. А может быть, и нет; отъезд способен лишь усугубить подозрения короля. Лучше пусть остается во дворце, рядом с королем, и демонстрирует преданность. Его брат Гертфорд стремительно идет в гору. Томас наверняка возвысится следом за братом. Его нельзя судить за то, что он возбудил в ней такую любовь… нельзя судить человека за то, что у него такие глаза. Но король на все способен, уж она-то знает. Вот из-за чего она обрекла на адские муки себя и Хьюика. Но то, что она задумала, уже невозможно остановить. Она тяжело задышала; у нее закружилась голова. Держась за стену, чтобы не упасть, она с трудом подошла к секретеру. Вынула пробку из чернильницы. Пробка упала на пол, оставляя черный след на светлых каменных плитах.

Катерина обмакнула перо в чернильницу и начала писать; кончик царапал по бумаге. Она должна все отменить; приказать Хьюику забыть об их разговоре. Письмо кратко и туманно. «В том, о чем мы говорили, – писала она, – нет необходимости». Она посыпала влажные чернила песком, стряхнула излишки, свернула письмо, капнула сверху красным воском, прижала к нему свою печать – печать королевы. Позвала лакея. Письмо тут же отправили адресату, но Катерина была не рада. Глупо надеяться, что можно забыть о ее черном замысле.

Пришло письмо из Вестминстера: король потребовал ее к себе. Она должна взять с собой лишь нескольких придворных дам. Внутри у нее все сжалось в тугой узел. Вот оно – начало путешествия в Тауэр. Ее приближенные снова собрали вещи; они едут назад под холодным дождем, который перемежается мокрым снегом. На дорогу ушла целая вечность. Время управляется своими законами, думала Катерина, не в силах стереть воспоминания о том мгновении, когда она снова увидела ярко-синие глаза Томаса. Один миг превратился в тысячу жизней блаженства. Перед ними на фоне серого неба высился Тауэр. На мосту была выставлена заледенелая, бескровная голова Серрея. Катерина отвернулась. Кэт Брэндон ахнула и с трудом удержалась от рыданий. Катерина вспомнила, что когда-то Серрей и Кэт Брэндон были близки. Кэт сама ей призналась, рассказала, какие стихи он ей посвящал… Их роман начался много лет назад, задолго до того, кем они стали в последнее время. Они проплывали мимо Тауэра. Катерина держалась из последних сил. Барка с трудом шла против течения. Нельзя поддаваться мрачным мыслям, но и не стоит тешить себя надеждой на помилование.