Гамбит Королевы

Катерина велела позвать молодых фрейлин; девушки робко заглянула в дверь, трепеща от волнения. Все притворяются, будто Дот здесь нет. Они не знают, как к ней относиться. Дот – простая служанка, но Катерина, которая через несколько часов станет королевой, относится к ней как к родной дочери. Дот не обижалась, она привыкла к такому обращению и знает свое место. Но она знает, что многие люди стремятся попасть ко двору, изо всех сил карабкаются вверх. Кромвель был сыном простого пивовара и внуком кузнеца, а кардинал Уолси, который был канцлером королевства и считался самым могущественным человеком после короля, – сын мясника. Правда, они оба плохо кончили, но Дот старалась не думать об этом.

Наконец платье и мантия надеты. Дот не понимала, как Катерина может держаться так непринужденно и собранно в июльскую жару, которая усугубляется тем, что под самыми покоями королевы находится ее личная кухня. Запах вареной капусты проникал сквозь половицы, забивая аромат розовой воды. Дот взяла сухую лаванду и разложила по комнате.

Мег заплела Катерине косы, уложила их на макушке и завязала лентами. Сестрица Анна достала из шкатулки свадебный головной убор. Фрейлины ахнули и обступили Анну. Дот отошла назад: пусть полюбуются. Она уже успела хорошо рассмотреть чепец с бриллиантами и золотой оторочкой, даже примеряла его, когда в комнате никого не было. Он оказался очень тяжелым и неудобным; у нее даже заныли виски.

Катерина улыбнулась, но левую руку сжала так крепко в кулак, что побелели костяшки пальцев.

– Я готова, – сказала она, беря молитвенник. У Мег был такой вид, словно она тонет. – Спасибо, дамы. – Она плавно вышла из комнаты – и не скажешь, что платье такое тяжеленное! Кулак она не разжала. За Катериной последовали только Мег и сестрица Анна. Никого из фрейлин на церемонии не будет. Венчание пройдет в кабинете королевы; присутствовать на нем будут человек тридцать. Королевская свадьба должна быть совсем другой – толпы народа, пышная процессия идет по улицам… Интересно, вспоминает ли сейчас Катерина о Томасе Сеймуре? Король-то он король, но Дот знает, что он всего лишь человек, пусть и купается в золоте. К тому же он жирный старик со скверным характером, от которого дурно пахнет. При мысли о том, что Катерине придется спать с ним в одной постели, по спине у Дот побежали мурашки.

В покоях королевы было жарко и душно. Епископ Гардинер бубнил все, что положено по обряду. На его восковом лице застыла доброжелательная улыбка, но взгляд хитрый и злобный. Катерина невольно вспомнила, что он сломал палец мальчику-хористу.

– Во имя Отца и Сына и Святого Духа, – произнес епископ.

Собравшиеся отозвались:

– Аминь.

Слева от Катерины выстроились в ряд облаченные в белое хористы. Их было видно, если скосить глаза. В комнате едва хватало места для тридцати гостей. Катерине стало душно, показалось, что толпа наседает, давит на нее. Мысли у нее в голове путались; она не могла сосредоточиться на службе, тяжелое платье словно прижало ее к полу, как лицемеров у Данте в свинцовых позолоченных одеждах. Разве не лицемерие выходить замуж за одного, когда ее сердце принадлежит другому? Впрочем, она не единственная, кто так поступает… Катерина не смела обернуться к стоящему рядом с ней королю. Он дышал с присвистом; резкий запах его туалетной воды забивал аромат благовоний, который поднимался от кадила. В комнате стало совсем нечем дышать.

Гардинер произнес:

– Hoc est autem verbum Domini[2]. Сие же есть слово Господне.

– Deo gratias, – наверное, в стотысячный раз ответили все. – Слава Богу.

Катерина думала о брачных обетах, которые она скоро принесет. Может быть, так Господь наказывает ее за грехи? Ее наказание завернуто в золото… Лиф затянули слишком туго, и ей приходилось дышать неглубоко; колени болели, хотя под них подложили бархатную подушку. Она боялась, что упадет в обморок, когда встанет, и тем нарушит торжественность момента.

Закрыв глаза, она думала о Томасе. Сложись все по-другому, поведи ее судьба по другой дороге – и сейчас рядом с ней мог бы стоять он. Эта мысль не давала ей покоя. Часть ее души, которая еще помнила его, онемела. Несколько недель после его отъезда Катерина еще надеялась получить от него хоть какую-нибудь весточку – письмо, записку, что угодно, лишь бы он намекнул, что не забыл ее. Но ничего так и не пришло. Наверное, он боялся навлечь на себя гнев короля… Но Катерина опасалась худшего. Она не имеет права удерживать его. Она представляла, как его окружают придворные красавицы и как он расцветает среди них.

Она запретила себе думать о Томасе и вспоминала, как выходила замуж в предыдущие два раза. Тогда ей тоже приходилось вставать на колени и приносить брачные обеты. Когда она приехала из родительского дома в Линкольншир, чтобы выйти за Эдварда Боро, ей было меньше лет, чем сейчас Мег. Тогда ее не терзали никакие сомнения; она с детства знала, что непременно выйдет замуж. В пути на север она не испытывала никаких дурных предчувствий; она не боялась стать женой незнакомца.

– Hoc autem verbum Domini.

– Deo gratias.