Гамбит Королевы

Дот старалась представить, как выглядит море. Как река, только шире? Она вспоминала картины, которые висят во дворце; море на них темное и бурлит, как суп из бычьего хвоста в горшке. Вдруг она живо представила, что должны были испытывать люди, оказавшиеся, как в ловушке, в трюмах огромного корабля, который пошел ко дну, в свою подводную могилу, и как все становятся равными, когда дело близится к концу. Перед лицом вечности вице-адмирал ничем не отличается от юнги, который драит палубу.

– Он назвал корабль в честь своей сестры, – сказала Катерина.

– Ужас, ужас! – Лицо Хьюика было перекошено от страха.

– Ужаснее не бывает, – подхватила сестрица Анна.

Они мрачно ужинали в приемной.

– Кранмер отслужит панихиду по мертвым.

Катерина равнодушно взяла с блюда еду. Вся пища казалась ей почти несъедобной. Повара изготовили огромное создание: павлиний хвост, туловище свиньи, голова лебедя, крылья непонятно чего. Внутри множество фаршей. Если задуматься, блюдо поистине чудовищно, но на кухне считают, что подобные блюда пристало вкушать королеве. Небольшая группа вежливо похлопала, когда в столовую поднялся сам повар, вспотевший и раскрасневшийся после жара кухни, под весом созданного им чудовища. Он поставил блюдо перед королевой и вытер руки о передник.

Катерина улыбнулась, похвалила непревзойденный талант повара, сказала, что она никогда еще не видела ничего подобного… она подыскивала нужное слово и наконец выговорила:

– Поразительно!

Ей показалось, что повар остался доволен.

В столовую тихо вошла Сьюзен Кларенси. Она умеет скользить, как будто у нее под платьем не ноги, а колеса. Как всегда, она в желтом с головы до ног, из-за чего кажется бесцветной. Она деловито окинула взглядом стол, словно подсчитала, что сколько стоит, затем присела в глубоком реверансе. Привыкшая к придворному этикету, она терпеливо ждала, глядя в пол, пока Катерина не велела ей встать. Хотя она пришла явно затем, чтобы передать послание от леди Марии – зачем же еще? – она молчала, пока Катерина не приказала ей говорить.

Катерина не забыла, как бесцеремонно обходилась с ней Сьюзен до того, как она стала королевой.

– Мадам. – Сьюзен произнесла слова четко, как актриса. – Леди Марии нездоровится.

Катерине хотелось одернуть Сьюзен. Она так скованна…

– У нее снова разыгралась мигрень? – спросила она.

– Да, мадам.

– Бедная милая Мария. Передайте ей мои самые добрые пожелания.

– Хорошо, мадам. – Теперь Сьюзен как будто пересчитала кольца на пальцах Катерины, прикидывая их ценность. – И еще… – Она запнулась.

– Что?

– Моя госпожа просит простить ее за то, что она не закончила перевод.

– Пожалуйста, передайте, что я все понимаю. – Пятясь, Сьюзен вышла из комнаты, как будто ее тянули на невидимой нитке.

Мария взялась за Евангелие от Иоанна без всякого воодушевления. Правда, вначале Катерине удалось пробудить в ней некоторый пыл; она надеялась, что падчерица понимает, как важно издать тексты Священного Писания на английском языке. Однако после того, как они приехали из Элтема, Мария все время жаловалась на головную боль. Целыми днями она молилась и больше почти ничего не делала. Теперь Катерине казалось, что обратить Марию невозможно: слишком хорошо та помнит свою несчастную мать. Реформы постепенно сходили на нет; король отказался заключать союз с лютеранскими князьями. Католики, видя перемену в настроении короля, воспрянули духом.

Катерина ощущала смену власти в коридорах дворца; придворные исподтишка следили за ней. Отказ Марии помочь ей – еще один камень, брошенный в нее врагами.