Гамбит Королевы

Теперь все смотрели на него и медленно поднимались с подушек. Доктор едва заметно указал головой на пажа Перси, стоящего у двери. Катерина в ответ кивнула.

Франсуа, расценивший приход нового гостя как знак опасности, истошно завизжал, и у Катерины появился отличный предлог удалить пажа.

– Перси, – говорит она, – ради всего святого, унесите это существо. От него у меня болит голова.

Паж подскочил к мартышке, схватил ее и вышел.

Хьюик покосился на Дот; та вытирала пыль с камина.

– Ей можно доверять, – заверила Катерина.

Все собрались в кружок, чтобы услышать, что скажет Хьюик.

– Анна Аскью арестована, – прошептал он, и все побледнели.

– Какой ужас! – воскликнула сестрица Анна.

– Дело рук Гардинера и Райзли, – продолжил Хьюик.

– Нам надо избавиться от всего, что имеет отношение к ней, – унести отсюда все книги и письма, – сказала Кэт Брэндон, всегда практичная, всегда готовая к худшему. Но сейчас еще не худшие времена, подумала Катерина. Стэнхоуп закрыла рот рукой и еще больше вытаращила глаза. В виде исключения она молчала: ей было нечего сказать.

– Сохраняйте спокойствие – и никому ни слова. Анна, предупреди остальных. – Катерина увидела страх в глазах сестры, Кэт тоже его заметила.

– Я сама всех предупрежу, – вызвалась Кэт. – Анна, немедленно ступай домой и позаботься о том, чтобы сжечь все подозрительное. Ты можешь незаметно известить мужа? Никто не должен понять, что мы взволнованы.

Катерина сжала руку сестры и повернулась к Стэнхоуп со словами:

– И вы предупредите мужа. Должно быть, от него все утаивали. – Стэнхоуп не двигалась с места, так и стояла, закрыв рот рукой. – Очень важно, чтобы мы и дальше вели себя так, словно ничего не случилось.

Дамы разошлись. Катерина поманила к себе Дот:

– Помоги мне уложить книги. Потом я велю кому-нибудь избавиться от них.

Дот кивнула и присела. Щека у нее была в золе; Катерина рассеянно смахнула ее пальцем.

– Дот, – она понизила голос, – ты не должна проронить ни слова о том, что слышала! – Уж кому-кому, а ей известно, что Дот можно доверять. Наверное, Дот к ней ближе, чем кто бы то ни было. – Ты ведь понимаешь, насколько все серьезно? Если узнают, что Анна Аскью бывала у меня, что я сочувствую ей… нас всех сожгут на костре.

И только после того, как она произнесла роковые слова вслух и увидела ужас в глазах Дот, она осознала всю меру опасности, нависшую над ними, и тут же ощутила жар в ногах, как будто ее уже лижут языки пламени. Она попробовала успокоить себя, мысленно напомнила, что король ее любит и не позволит ее обидеть, но она прекрасно понимала: если Райзли, Гардинер и похожий на жабу Ричард Рич обвинят ее в ереси, ее и ее приближенных казнят. Король ничего не узнает до тех пор, пока не будет поздно. Кроме того, сейчас короля здесь нет.

Дот взяла книгу Катерины, ее новую книгу, которая еще несколько минут назад была ее утешением, средством от забвения. Каким же пустяком кажется она сейчас! Перед ней всего лишь бумага, переплетенная в телячью кожу, да слова – женские молитвы, не более того. Она почувствовала себя ребенком, который столкнулся с вещами настолько важными, что не в силах до конца их понять.

– Нет, Дот, эту книгу не трогай. В ней нет ничего предосудительного.

Катерина даже пожалела, что в ее книге нет ничего предосудительного. Ей не хватило мужества изложить в своем сочинении мысли Кальвина об оправдании одной верой, хотя в этот догмат она твердо верит. Будь она поистине великой королевой, она была бы готова пойти за свои убеждения на костер. Но она – не Анна Аскью, которая выкрикивает свои проповеди с крыш домов. «Только Писанием, только верой, только благодатью, только Христос, только Богу слава!» Правда, Анна Аскью – не королева, а ей, Катерине, нет нужды кричать, когда она может шепнуть все королю на ухо… Она будет по-прежнему убеждать его, мягко склонять к реформаторству, к возвращению Библии на английском языке для всех. Очень важно, чтобы простые люди читали Слово Божие и думали. Пора избавить Англию от католической продажности и тарабарщины. Катерина задумала написать еще одну книгу, лучше, чем «Молитвы и размышления». Она во всеуслышание заявит о своих убеждениях. Вторая книга станет важной вехой, которая все изменит. Она напишет ее, если останется жива.

Дворец Уайтхолл, Лондон, июль 1545 г.

Дот бежала по длинной галерее с невыносимым Франсуа на руках. Зверек такой же смутьян, как французский король, в честь которого его назвали. Он вырывался и кусал ее острыми желтыми клыками. Один раз он уже укусил ее до крови. Неожиданно в конце галереи показалась фигура Уильяма Сэвиджа, и сердце у Дот екнуло. Она остановилась, не в силах двинуться дальше. В голове вертелись глупые мысли: у нее дырка на переднике и волосы совсем растрепались.

Уильям тоже заметил ее. Сердце колотилось часто-часто, кажется, оно вот-вот вырвется из груди. Прошло столько времени – и все же вот он, ее любимый Уильям!

– А вот и моя Дот! – воскликнул он. – Моя милая Дот!

– Уильям, ты вернулся, – просияла девушка.