Гамбит маккабрея

Иоанна была в гостиной; ее прекрасные глаза не отлипали от телевизионного приемника, в коем какой-то парняга наяривал нечто изумительно тоскливое на свистульке, отлитой из чистой платины.

— Послушай, Иоанна, — сконфуженно начал я.

— ШШШШ! — ответила она. (Существуют определенные инструменты, которые, похоже, вызывают необъяснимую зачарованность в особях женского пола. Вот вы знали, к примеру, что в древних Афинах был принят закон против ребят, играющих на флейтах под девичьими окнами? Против дарения девам охапок цветов, коробок шоколадных конфет или норковых шуб не принимали ничего, а игра на флейте полагалась нечестным преимуществом: ей поддавались даже умные девы. Я не сочиняю, ничуть, — спросите любого Греческого Историка. Осведомьтесь в промежуток здравомыслия между послеобеденным сном и часом коктейлей.)

Когда парняга завершил дудёж и принялся вытряхивать слюни из ценной свистульки, я смочил свою тем, что оставалось от ценного скотча, и произнес:

— Послушай, Иоанна, мне ужасно жаль, но…

— Все в порядке, Чарли-дорогуша, прошу тебя — не продолжай. Я не вынесу объяснений того, как ты не оправдал моих надежд. Даже лучшие мужи ломаются под напряжением.

Над этим последним я задумался, ибо знал, что она не из тех женщин, кто кое-как употребляет слова. Множество горьких возражений и остроумных реплик пришло мне на ум.

— Ах, ну что ж, да, — вот что я предпочел произнести. И даже она не смогла придумать, как парировать это замечание. Позже мы отобедали рано, поскольку стоял тот вечер, когда приходит и «делает одолжение» наша прелестная итальянская кухарка, а заканчивать ей нравится пораньше из-за, как она выражается, «Бинко». (Вероятно, вы о «Бинго» не слыхали — это такая игра, в которой шансы у игрока чуть хуже, чем при поединке с «фруктовой машинкой», но не нужно стирать до крови ладонь, дергая за рукоять. Для экономики, меня уверяли, тоже великолепно: видите ли, если малый зарабатывает в неделю 80 фунтов и 20 из них отдает супруге на «Бинго», а сам таким же количеством дензнаков поддерживает борзых — что, разве станет он мириться с каким-то паршивым, паскудно-капиталистическим дифференциалом в чертовы 5 %, а?)

Итак, мы отобедали рано — простеньким «боллито мисто»,[54] в круговерти искрящихся реплик, вроде: «Передай соль, пожалуйста, дорогуша» или «Ох батюшки, жаль, что так с вином». Моим финальным «жёдэспри»[55] было: «Иоанна, дорогая, мне кажется, я отправлюсь на боковую пораньше, не возражаешь?» Она была готова к такому удару: одарив меня милейшей из улыбок, сказала, что не возражает ничуть, поскольку сейчас по телевизору как раз начинается фильм ужасов.

Должно быть, двумя часами позже она проникла в мою гардеробную и сообщила, что фильм ужасов перепугал ее до ужаса.

— Ну-ну, — сонно пробормотал я, похлопывая ее там, где должна была находиться ночная сорочка. После чего Иоанна осведомилась, что пошло не так при покушении, и я сказал, что патрон никак не желал залезать в казенник. Поначалу она, видно, не постигла, пришлось ей как бы демонстрировать. Несколько минут спустя она сказала, что поняла почти все, кроме действий затвора. Я спустился смешать нам выпить. Играем на время, вы же понимаете.

Заснула она, вероятно, минут тридцать спустя: баллистика — очень скучный предмет.

Незадолго до зари Иоанна снова потрясла меня. Я угрюмствовал. Я всегда угрюмствую в этот час.

— Чарли-дорогуша, — произнесла она. — Я не понимаю одного. — Я воспроизвел неубедительную фонограмму сна, но тщетно. — Слышишь, Чарли? В обойме должно было лежать три патрона, правда?

— Ох, ну что ж, — сказал я.

10 Маккабрею дают совершенно простое — нет, восхитительное — задание, и он умудряется пустить его псу под хвост

…и кусты сомкнулись

За ней, и эхо вторило: «Дурак».

«Мерлин и Вивьен»[56]

И ВСЕ РАВНО, ЧАРЛИ-ДОРОГУША, — сказала она, пока я мотылял безжизненный ломтик бекона по тарелке для завтрака. — И все равно, тебе не чересчур удалось, правда? Покушение то есть? Человек из ЦРУ наверняка бы проверил все патроны до единого — цэ-эрушные шишки, говорят, никаких оправданий и слушать не желают.

Единственное остроумное возражение на это, пришедшее мне в голову, было таково, что подобное ему я бы ни за что не помыслил адресовать нежновзращенной миллионерше, и потому я придержал язык и с ненавистью пырнул жареное яйцо.

— Быть может, — продолжала она, — это задание оказалось для тебя крутоватым: как ты сам часто говоришь, ты уже не юноша, да?

Применив силу запястья и кисти — о продолжающемся наличии коей силы в себе я даже не подозревал, — я одним ударом ножа рассек ломтик хрустящего жареного хлеба, отправив половину в полет через всю комнату, словно тарелочку для стрельбы.

— Поэтому, — сказала Иоанна, — я придумала для тебя одно маленькое задание, которое ты сочтешь простым и восхитительным.