В небе маячила черная точка, стоило найти ее взглядом и попробовать рассмотреть, начала приближаться. Все росла и росла, обретая очертания хищной птицы. В вышине пронесся пронзительный клекот, и сокол упал прямо на него, словно спутал с мышью. Женька отвернулся в последнюю секунду.
Захлопали крылья, мазнуло по щеке невесомым оперением. Рядом в траву опустилась уже не птица, самая прекрасная женщина на свете; обняла поперек груди, положила на плечо голову — привычно, тепло, сладко.
Женька сладостей особо не любил, но Дарителла обожала мороженое, а оно сладкое. И губы после лакомства у нее такие же. Он смирился: и с вкусом, и со словом, оно, кажется, даже начало ему нравиться.
— Я уж было приготовилась бежать за тобой через Рубеж, возвращать.
— Сам не знаю, почему у него не вышло, — проговорил Женька и вздрогнул, вспомнив последние минуты в реальности. — Или получилось, и я мертв?
Он вдруг сообразил, что чувствует слишком ярко окружающий его сновидческий мир — Долину грез, как называла Дарителла, — а вот себя самого почти не ощущает и проснуться не может, хотя первое, чему научился — не застревать в собственном сновидении. Дарителла говорила, что когда-нибудь подобное умение спасет ему жизнь, и Женька в этих словах не сомневался.
— Не могу проснуться!
— Тсс… — она приложила указательный палец к его губам. — Не тревожься. Хороша была бы я, позволь уйти тебе.
Он прихватил палец губами.
— Не после того как ты победил самого темного библиотекаря.
Женька фыркнул.
«Победил — слишком громко сказано, — подумал он, но в Долине грез слова и мысли были равноценны и равнозвучны. — Скорее, чудом унес ноги».
— Остальным не удается и этого.
— Как тому метаморфу, что прикинулся полицейским?
— Домовому, — поправила Дарителла, — и он пришел к тебе не по приказу библиотекаря. Он хотел помочь, а не навредить, вот только повел себя неверно. Со всеми случается. Особенно, если почти не имеешь дел с людьми. Дрема, в которой ты пребываешь — его лап дело. Она целебная, не противься.
— Значит, дар убеждения библиотекаря почти иссяк?
Дарителла качнула головой.
— Мы пытались проследить откуда и куда он ехал, опросили всех, кто ехал с тобой в одном вагоне. Тебя припомнило человек семь — стояли рядом и видели, как ты рванул на выход, словно кипятком ошпаренный, — но библиотекаря никто не видел и не запомнил. Повезло лишь однажды: дежурная по эскалатору бросилась на Дерка с кулаками и требованием оставить «прекрасного человека Диму» в покое.
— На какой станции?
— Нижегородская.
— Значит, его зовут Дмитрий, и живет он на востоке Москвы или хотя бы появляется там время от времени, — задумчиво проговорил Женька, запоминая: его врага зовут Димой. Именно так банально и просто. Сколько в столице его тезок?.. Наверное, тысячи.
— Только нам это не поможет.
Что-то теребило, тянуло в памяти, снова подняла голову ярость и Женька от нее едва не задохнулся, стиснул челюсти до зубовного скрежета и выкрикнул, убрав руку Дарителлы от своих губ:
— Я видел его! И помню!!!
Он попытался вскочить, но она удержала, вцепилась в плечи со всей силы, нахмурилась.
— Нет, лежи! Отдохни немного. Тебе это сейчас необходимо.
— Время не ждет! — возразил он, впрочем, не пытаясь вырваться. Не хотелось вырываться, но следовало бежать, просыпаться, ставить с ног на голову сонное некромантское царство. Хотя именно слово «сонное» к нему совершенно не подходило. Некр и сам метался по столице, забыв о сне и отдыхе, и других гонял в хвост и гриву.
— Ты можешь кинуть в меня его образом? Я перешлю Дерку. Это и быстрее, и безопаснее. Жека, ты сноходец, Долина грез способна излечить тебя очень от многого, не спеши пока в Явь.
— Сейчас кину.
Проще сказать, чем сделать. Особенно, если никогда не пробовал, да и видел мельком. Женьку тогда съедала такая злость на эту тварь, что было практически не до чего.
— Я помогу, — Дарителла закрыла ему глаза своими ладонями и замерла, кажется, не дыша вообще.
Некоторое время не происходило ничего, затем темнота качнулась, обрела свист ветра и перестук колес. Надпись, советующая не слоняться без дела, встала перед глазами. В отражении стеклянных дверей покачивался вагон, только людей в нем почему-то почти не было. На крайнем правом — вернее левом, если обернуться, — сидении спала длинноволосая девушка в пышном, едва ли не бальном платье с алой лентой бус на шее. Двери напротив, игнорируя все надписи скопом, подпирал подросток и читал толстый том в темно-коричневой обложке с нечитаемым названием. Его иногда закрывала массивная фигура кого-то в темном плаще, застегнутом на все пуговицы. И не жарко ему?.. Женька, вероятно, и тогда подумал про это, а потом забыл.