– Почему туда? – спросила я. Он поморщился.
– Машину-то я там оставил, когда ты сиганула в переулок. Твоя подружка бороться будь здоров. Чего бежала-то?
– Дура потому что, – пробурчала я. – Она заорала – беги, я и побежала. Рефлекторно. Когда мозги включились, я уже в трех кварталах была.
Таксист поглядывал на нас с любопытством, поэтому тему мы свернули. У ресторанчика Лильки не было. Я с сомнением посмотрела на свою машину, чувствуя некую слабость.
– Не можешь вести? – догадался он.
– Что-то я не очень себя чувствую, – призналась я. – Мне бы прилечь. Или хотя бы присесть.
– Я могу тебя отвезти, но боюсь, что тачку твою разуют тут.
– Как тебя зовут? – не выдержала я. Он потупился.
– Леха. В смысле Алексей.
– Понятно.
Обнаружив, что все еще сжимаю в руке окровавленную сережку, я бросила ее в снег. Леха проследил за броском взглядом, но ничего не сказал. Молчание затягивалось. Я почувствовала, как зубы начали отбивать нервную дрожь.
– Я жрать хочу, – без всякого перехода сказал Леха.
Я фыркнула.
– Ты, похоже, всегда жрать хочешь.
– Ты бы тоже хотела, – огрызнулся он. – Сидишь в машине весь день, за телкой следишь… Тоже мне, занятие. Ты небось сегодня два раза поела, а я вот только в час сожрал сосиску в тесте, и все.
– Ну, пойдем поедим, – сказала я, кивнув на ресторан.
Леха явно обрадовался и даже помог мне подняться по ступенькам.
Раздеваясь, я обнаружила, что обшлаг одного рукава вымазан кровью, да и руки были настолько грязными, что гардеробщица недовольно сморщилась. Я сразу пошла в туалет и долго терла ладони, снова и снова выдавливая мыло из дозатора, пока в дверь не заглянул Леха. Видимо, он опасался, что я смоюсь без шубы.
– Пошли? – спросил он.
– Пошли, – кивнула я, мазнув взглядом в зеркало. Да, это я. Растрепанная, с безумным взором и посиневшими губами, но все-таки я, женщина, с которой вечно что-то случается.
Леха заказал солянку, пюре с рыбой, салат и что-то еще. Я хотела выпить, но, подумав, что мне еще нужно будет добираться домой по обледенелой дороге, трясясь от перенесенного стресса, от этой мысли отказалась. Еда не лезла в глотку. Я пила кофе и молчала.
– Почему ты носишь эту шапку? – спросила я.
Леха посмотрел исподлобья поверх вилки с нанизанным на нее куском рыбы и, прожевав, нехотя сказал:
– Ну… Нравится она мне. Прикольно. Такое, знаешь, когда… как это слово, когда черное и белое?
– Контраст?
– Во! На контрасте. Пацаны тоже ржут. А мне нравится. Мама сказала, что я в этой шапочке хоть на дебила и похож, но не такой страшный.
– Ты и без того не страшный.
– Спасибо, – серьезно сказал Леха. – А моя бывшая сказала – ужас какой страшный. Особенно когда злой.
– Это она еще страшных не видела.
– Угу. Вот Герман Игоревич, например… Он страшный, да?
– Да, – кивнула я, не сразу сообразив, что Леха говорит о Змее.
– Серьезный он мужик. А чего он тебя охранять велел?
– Охранять?
– Ну. Типа того. Говорит, если смоется, глаз вам натяну… ну… туда…
– Я поняла.
– Ага. Так чего он так тебя пасет? Ты натворила чего?
– Нет. Он на мне жениться хочет.
– Круто, – серьезно сказал Леха. – Он… того… мужик серьезный. А почему ты сбежать должна?
– Так я-то за него не хочу, – вздохнула я.
Леха вытаращил глаза и долго, как теленок, хлопал ресницами.
– А чего не хочешь? – спросил он наконец. – Вы же… того… вместе… Он у тебя ночует. Вроде все у вас чики-пуки. И мужик он, опять же, конкретный такой…
– Боюсь я его, – доверительно сказала я, положив ладонь на Лехину ручищу. – Вот и не отказываю. И потом, старый Герман уже. Я молодых люблю.
Леха подавился и долго кашлял. Посетители оглядывались на нас с неудовольствием. Откашлявшись, он, красный от натуги, вытер слезящиеся глаза рукавом и покрутил головой.
– Надо, наверное, домой ехать, – сказал Леха. Излишне торопливо, на мой взгляд. – Тебе лечь надо… и все такое. Поедем?
– Поедем, – согласилась я. Боль утихла, зубы перестали выбивать канкан. Я была уверена, что доеду без особых приключений.
На улице, перед тем как усадить меня в машину, Леха натянул на голову свою шапочку и серьезно сказал.
– Ты это… того… если надумаешь бежать, то не в мою смену. Хорошо?
– Почему это? – усмехнулась я.
– Потому это. Не ты одна Германа Игоревича боишься.
Я кивнула и завела мотор. По дороге долго перебирала прошедшие события, поглядывая в зеркало заднего вида. Леха ехал следом. Во дворе он не сделал попытки выйти из машины, сквозь окно проследив за тем, как я вхожу в подъезд. Его глаза горели странным огнем.
Я думала, что засну сразу. Но даже после горячей ванны и теплого молока сон не шел. Вспоминались гадкие глазки Виталика, его прикосновения и смрадный запах изо рта. Не выдержав, я накинула шубу и спустилась вниз.
Леха сидел в машине и дремал, открыв рот. Я подумала, что могла бы сбежать прямо сейчас и он никогда бы не узнал, но было безумно жаль этого увальня. Я постучала в стекло. Леха подпрыгнул. Стукнулся макушкой о крышу и, прошипев что-то матерное, уставился на меня ошалевшими глазами.
– Чего? – испуганно спросил он, опустив стекло.
– Пошли, – сказала я.
– Куда?
Я показала ему на дом. Леха вышел из машины и поежился.