Гамбит смерти

  - Отбой тревоги. Это Александр Борисович с Олегом ревизию в погребе делали.

  - Аркаша, спускайся! - зычный зов Олега подтвердил мои слова.

  - Иду, - он приоткрыл дверь, на цыпочках подошел к лестнице. - Его нет?

  - Кого?

  - Его... Нимисова, - он с трудом произнес имя.

  - Нет, конечно. Нимисов умер. Навсегда.

  - Я так и знал, - Аркаша порозовел, смело ступил на лестницу.

  Помедлив, я пошел за ним.

  - Петр Иванович, чего бы покушать? - Аркаша, забыв про изжогу, развалился за столом, горделиво поглядывая по сторонам.

  - Самое время, - поддержал Олег.

  Я принес сосиски, картофельные чипсы, томатный сок - все консервированное. Как заказывали.

  Олег вздохнул. Сам напросился.

  - Ох, как я испугался! - нездоровая бодрость Аркаши грызла мою совесть. - Мертвецы ожили! Умом понимаю, что ерунда, а ноги сами несут.

  Стачанский отложил консервный нож.

  - Давайте сменим тему, поговорим о более приятном.

  - Погода хорошая. Скоро домой вернемся. Я рыбок покормлю. Они красивые. Молчат все время, а меня понимают. Когда я приз на турнире беру, радостные- радостные меня встречают. Я им всегда корм живой покупаю, он полезный, - Аркаша зевнул. - Я спать пойду.

  - Восемь всего, - удивился Олег.

  - Волновался. И ночью не выспался.

  - Разумеется, Аркадий Иосифович, отдыхайте. На сегодня программа исчерпана, - Стачанский сочувственно следил за Аркашей.

  Тот, сгорбившись, шаркая ногами, побрел наверх.

  - Нервная система Аркадия Иосифовича совсем истощена. Происшедшее очень сказывается на нем. Надо с ним повнимательнее, поосторожнее... - он посмотрел на меня.

  Я собрал остатки ужина со стола и отнес на кухню. Отоспится - войдет в норму. Взрослый парень, девятнадцатый год. Пора взрослеть. Про Нимисова я зря придумал, но кто же знал, что Стачанский с Олегом в ледник полезут. Впрочем, началось у Аркаши все раньше. Четыре смерти - любая психика истощится.

  Моя тоже.

  - Морковку не уделите? - Олег не усидел в обеденном зале.

  - Сколько угодно. Вымой, бери ножик и чисть. Хочешь, пару яиц сварю всмятку.

  - Можно, - он обстругал большую оранжевую морковь.

  Я поставил песочные часы.

  - Аркаша-то пугливый стал. Дергается. Надо и ему подкормиться.

  - Понесло вас в ледник. Станешь пугливым, - вода закипела, и я засек время.

  - Я и сам через силу шел, но Александр Борисович настаивал. Давай проверим, говорит, вдруг утром в панике просмотрели записку, - он отправил в рот остатки моркови. - Не люблю мертвых. Щемит душу среди них. Да и Александр Борисович, как ты дверь захлопнул, тоже... - он поднялся. - Потом съем яйца, сейчас расхотелось. Прилягу. Шумни, если что.

  Его спина, широкая, надежная, скрылась в дверях. Успеть бы шумнуть.

  Я взял тяжелый секач, взвесил. Неплохо бы держать при себе. Не поймут, перепугаются, нехорошее подумают.

  С сожалением я положил нож на место.

  Вообще-то у ребят есть ружья. Мало ли, время такое. Только в кого стрелять? В мертвецов?

  До позднего вечера сражался я с мерзостью запустения - скоблил, чистил, мыл, стирал. Последние два дня приходилось манкировать уборкой. В одиннадцать часов и меня потянуло в сон. Заслужил. Я оглядел кухню. Можно санитарную инспекцию принимать.

  Стачанский с кочергой возился у камина.

  - Выставлять караул на ночь, думаю, лишнее. Важнее выспаться.

  Он потянулся, - усталый беззаботный спортсмен. Я пожелал ему приятных сновидений.

  А меня сон бежал. Минувший день перемалывался в голове, и я смотрел в неплотную темноту комнаты, чтобы не видеть сумятицы души. Таблеточку элениума принять? Луна полная. Неблагоприятная пора для поиска комет.

  За дверью раздался треск. Сердце, как и давеча, стуком напомнило о себе. Я сел. Полено в камине, должно быть.

  Босиком, бесшумно я прокрался к двери. Тихий звук сдерживаемого дыхания. Или просто игра воображение.

  Бронзовая ручка двери под пальцами несколько секунд оставалась неподвижной, а затем повернулась. Кто-то пытался открыть дверь. Не выйдет.

  Через пятнадцать минут замерзли ноги. Я вернулся к постели, ощупью нашел вязаные носки.

  Тихо. Даже сердце замолчало. Я пошарил по столику. Подсвечник удобно лег в руку. Граммов семьсот, чугунный. Каслинское литье.

  Кто? Олег, Аркаша, Стачанский?

  На часах - два пятнадцать. Я вернулся к двери. Стою дурак дураком, жду, когда придут убивать.

  Отодвинув запор, я рывком распахнул дверь. Никого, только потрескивает в камине толстая коряга. Но ручка двери не сама же поворачивалась!

  Пойду, возьму секач. С ним надежнее.

  Дверь в галерею приотворена. Самое простое объяснение - кто-то проголодался. Хотел разбудить меня, но не решился и сам тайком вторгся на кухню. Но ключи - у меня. Дубликат? Возможно. На поиски - вперед!

  Ободряя себя подобной ерундой, я пробирался галереей, невидимый во тьме, неслышимый в носках.

  Дверь на кухню тоже открыта - настежь. Внутри - полная неподвижность. Я ждал, пытаясь уловить хоть что-нибудь.

  Ничего.

  Пришел, пожрал и ушел, не потрудившись закрыть двери.

  Я направился к плите - за спичками.

  Попью чайку и пойду спать. Крепко- крепко.

  Спичка зашипела, вспыхнула, я потянулся за свечой - и понял, почему стало тепло ногам. Я стоял посреди лужи крови.