Гамельнский Крысолов

-Не возражаешь, если я закурю? - он дождался, пока Джек кивнет, и, не торопясь, дошел до своей куртки, достал оттуда зажигалку с сигаретой и снова плюхнулся на прежнее место, прямо на голый пол. Тристана поставила чашку с чаем рядом с ним - от теплого напитка поднимался горячий, ароматный пар, но Иероним почти не обращал на это внимания. Альбинос закурил и, сощурившись, посмотрел на Джека:

-Что же ты не продолжаешь?

-Отец Виктора был первоклассным джентльменом. Настоящим. Таких почти нет больше, и какое же горе, что его сын вырос классическим денди, нарушителем спокойствия, скандалистом и оторвой. Со временем, конечно, Виктору наскучило все - он перепробовал все, до чего дотянулся, вплоть до жизни в лесу, а все, что от его внимания ускользнуло, он заранее предвидел, чем закончится. Вместе с годами развивался и он, его способность видеть будущее, и вот уже только встретив красивую модельку, он видел, как ее соблазнить, на каком бокале шампанского она поддастся и какой будет в постели. В девятнадцать лет! Рановато еще скучать от жизни, не находишь? - Крысолов сделал большой глоток чая, вытер губы ладонью и добавил. - Но все думали, мол, ладно. Наиграется к смерти отца, успокоится, изменится и повзрослеет. И послушно терпели.

-Это звучит как бред, - Иероним выдохнул дым в сторону, взял в руки чашку, но все еще не отводил взгляда от Джека.

-Как ни печально, Белоснежка, это моя жизнь, - Виктор с ужасом вспоминал, как издевался над официантами в ресторанах, выигрывал и проигрывал в покер все имеющиеся деньги, напивался до беспамятства и многое другое. Он не мог сказать, что жалеет о произошедшем (многое все еще вспоминалось ему с улыбкой), но, с другой стороны, он все чаще осознавал, насколько же невыносимым был тогда.

Впрочем, он и сейчас не отличался хорошим характером.

-Даже я на фоне Виктора выглядел вполне воспитанным мальчиком из приличной семьи, - Джек хмыкнул, - По крайней мере, за всеми его выходками напоказ, никто не обращал внимания на меня. Мы проводили одинаковое количество времени в библиотеке, и каждый учился использовать дар Богов так, как должен. Виктор учился видеть будущее, читать по рукам, буквально залипал над книжками по астрологии и символике. А в это время я пытался сделать хотя бы примерную карту всех артефактов, что когда-либо упоминались хоть где-то. Любая прочитанная книга могла стать для меня источником информации. Мы стали много путешествовать вместе - Виктор или бежал от отца, или нехотя выполнял поручения, а потом шел искать приключения на свою голову, а я отправлялся на поиски местных артефактов. Я сразу понял, что смогу сильно продвинуться благодаря им.

-И как, успешно? - Иероним ухмыльнулся. - Не пойми меня неправильно, но ты, в отличие от Виктора, сидишь в избе посреди леса и наверняка собираешь хворост по утрам, чтобы было, чем камин топить.

-Да. Есть такое, - Джек покивал и помолчал, задумавшись, - В любом случае, мы, вроде бы, больше говорим о Викторе? Вроде бы в том, что я здесь отрицательный персонаж, никто не сомневается? - он сделал еще несколько глотков чая, глубоко вздохнул и продолжил. - Никто не знает, как бы все это развивалось, если бы Виктор не встретил Тристану. Она изменила все, - он краем глаза посмотрел на цыганку, которая сидела, прислонившись спиной к стенке, закрыв глаза. Черные волосы разметались по плечам, а бледная кожа почти сияла в свете огня. Виктор ожидал, что вот-вот она поморщится от одного упоминания ее имени и презрительно скривит губы, но она казалась совершенно спокойной. Не нарушаемая никем и ничем, хрупкая красота.

-Он прибежал ко мне в тот же день, когда Тристана только приехала - раскрасневшийся и растрепанный, шарф размотан, шейный платок завязан кое-как, шляпа одета набекрень. Я не сразу понял, что произошло, а когда до меня дошло, только рот удивленно раскрыл. Виктор МакИвори, несносный ребенок, влюбился. И основной причиной его волнения было то, что он уже тогда знал, что она разобьет ему сердце.

-Но он подчинился судьбе, - Иероним улыбнулся как-то странно, немного торжествующе, немного разочарованно, и в то же время с гордостью. Только теперь, после слов Пенелопы, Гадатель постепенно начал понимать, что даже если он и не нравился Иерониму как человек, альбинос уважал его и его решения, будто сознательно опускаясь на несколько ступеней ниже Виктора по статусу.