Gamemaster

И тут реальность вновь напоминает мне обоснованность поговорки «не говори гоп, пока не перепрыгнешь!» Нурман и не думает умирать или сдаваться. Я смотрю в его глаза и вновь вижу, как белки его глаз наливаются зловещей краснотой, а зрачки непомерно расширяются. И за секунду до его новой атаки, я вспомнил. Вспомнил, что значило данково слово «волкоголовый», и что символизируют волчья шкура на голове. Я дерусь с представителем касты лучших воинов Скандинавии — зверовоинов. Впоследствии во многих языках прижился только термин «берсерк». Дословно слово «берсерк» с древнескандинавского языка переводится как «медвежья шкура». А назывались они так, потому что шли в бой без доспехов, прикрывшись одной лишь медвежьей шкурой, ибо верили, что тотемный зверь защитит их тело от любых ран. Но фактически зверовоинов было два вида — берсерки и ульфхэднары. Медведешкурые и волкоголовые. Эти мифические бойцы во время битвы впускали в свое тело дух дикого зверя. Как несложно догадаться, медведя и волка. И Дух — оберег давал им на время боя боевое безумие, а с ним и сказочную силу, невероятную скорость и точность, нечувствительность к боли от ран, бесстрашие и многое другое. Дух даровал им такую мощь, что даже их собственные соратники их боялись. Берсерки в иерархии зверовоинов занимали верхнюю ступень, потому что совладать с духом Черного Медведя, не подчинившись ему и не поехав чердаком, было намного сложнее, чем с духом Белого Волка. Может, именно поэтому именно название «берсерк» и приобрело столь широкую огласку. Волкоголовые были слабее, но и они в состоянии боевого транса значительно превосходили обычных бойцов. И прямо сейчас напротив меня стоял ульфхеднар, уже впустивший в себя священную ярость Волка, чтоб порубить меня в капусту. Он, окрыленным своим Зверем, наверное, даже не заметил, что лишился одной из своих конечностей. Под ложечкой мучительно засосало. Торжествующее ощущение близкой победы опадало осенней листвой, оголяя страх поражения.

— Тебе, Один! — голос его вибрирует от силы.

Ощущение было такое, будто он не пробежал, а просто телепортировался прямо ко мне. Вот, только что, он стоял в пяти метрах от меня, рядом со своей отрубленной рукой, роняя капли крови на утрамбованную землю, короткий миг, за который едва успеешь моргнуть, и внезапно он оказывается прямо передо мной, и, улыбаясь, заносит свой клинок уцелевшей рукой. Его тройной выпад слился для меня в одно движение, потому что я просто не успел уследить за ним. Все, что я успел сделать, это приподнять щит, чтобы не дать ему выпустить мне кишки и самую малость отвернуть голову. Тупая боль в правом бицепсе и правой же ноге показали, что минимум дважды клинок достиг цели. Первая, самая опасная атака сорвалась. Он метил острием мне под ухо, туда же, где промазал в первый раз. Поворот головы, который я сделал в последний момент, привел к тому, что его клинок снова прошелся по наушнику шлема, высекая сноп искр, и оставил глубокую борозду на нем. Зато последующие два удара в атакующую руку и толчковую ногу были точны. Они, словно хирургический скальпель, мощным ударом рассекли мышцы. Я просто почувствовал, как Крушитель выскользнул из моей, ставшей вдруг непослушной, руки, а правая нога, не в силах больше держать мой вес, подвернулась, и я опустился на колено. Тупо пялюсь на практически перерубленную надвое руку, из которой вяло сочится кровь. Правильно, действие «Уда» слабеет, да и рана чересчур обширная, повреждены крупные сосуды. Я разжимаю пальцы на левой руке, пельта падает наземь.

— Я же сказал, что ты умрешь. Что ж, это достойный бой и достойная смерть. Увидимся в Валхалле, варяг!

Он подходит в упор и поднимает меч на уровень глаз, чтобы вонзить его сверху вниз прямо мне под кадык. Я вижу, как льется кровь из его обрубленной конечности, горячие капли попадают мне на лицо.

— Одноглазый, прими мою жертву.