— Та правда, которую вы откроете, не прибавит ему здоровья.
Элис поднялась:
— Я, во всяком случае, не больна. Возможно, было бы лучше опять отправить Кэтлин в Лондон.
Джеймс:
— А вы с Гордоном с еще большей силой наброситесь друг на друга. Кэтлин не уедет. Не сможет. Она — человек. А какой человек покинет свой дом, когда в нем начинается пожар? Пока это еще и ее дом. Даже я не могу уехать.
Элис сделала несколько шагов, переставила сахарницу, отнесла тостер на буфет. Нахмурила лоб. Снова подошла к Джеймсу.
— Вот, стало быть, что ты хотел мне сказать. Я рада видеть тебя в нашем доме, оставайся подольше. Для меня очень важно твое присутствие. Я готова являться к тебе по первому зову, говорить с тобой. Я не занимаюсь темными делами. Тем не менее Кэтлин…
— Повторяю, Элис, она не уедет. Хочешь послушать моего совета? Я прошу о сущем пустяке.
— Не понимаю.
— Ради Кэтлин. Ты сама не сознаешь, какая ты стала. К тебе не подступишься. И все от тебя отступились. Что касается Гордона, то ему теперь подают еду в комнату. Ужасная обстановка. Может быть, впрочем, Гордон ведет себя разумно и деликатно. Он избегает тягостного молчания за столом. Однако Кэтлин все видит и замечает. Кроме того, к ней иногда поднимается Эдвард и делает загадочные намеки.
— Чего ты добиваешься? Понимаю, тебе трудно сносить семейные неурядицы, но я переносила и не такое.
— Будь снисходительна, Элис. И ради меня тоже. Не давай воли гневу. Представь себе, что сказали бы наши родители. Для мамы семья была всем, и я буду ей вечно благодарен за это. Только не уверяй, что ты думаешь исключительно о семье. А я вовсе одинок, не должен заботиться о других, забочусь об одном человеке — о себе. Защищаю собственные интересы; ты меня знаешь — я человек впечатлительный и, в сущности, слабый; меня бы буквально сломили превратности и перипетии любой семейной жизни. Но дело дошло до того, прошу прощения, — Джеймс улыбнулся сестре, — что я вмешиваюсь даже в чужие семейные дела, если, конечно, данная семья мне так же близка, как твоя, — вмешиваюсь и прошу: пощадите.
Элис также улыбнулась и погрозила Джеймсу пальцем.
— Какой хитрый! Ты всегда был льстецом. Словом, что я должна делать? Что прикажешь мне сделать ради сохранения твоего покоя?
— Не так уж много. Быть поприветливей с окружающими. Знаешь, мне недостает наших вечеров: вначале на них блистал Гордон, а потом и я попробовал свои силы. Мы сидели в большой компании. Ты расхаживала по комнате, исполняла роль гостеприимной хозяйки. И это оказывало на тебя целебное действие. Общество себе подобных — великое благо.
Элис сидела за столом, подперев ладонью подбородок.
— Наши вечера! Эдвард бы их не пропускал. А что мы на них стали бы делать?
— То же, что и раньше, — будем болтать. Можно опять рассказывать разные истории.
— Кто должен рассказывать?
— Увидим: Гордон или ты. Я с большим удовольствием послушал бы также Кэтлин.
Элис пошла к Гордону.
— Я тебе не мешаю?
Гордон:
— Садись! Если хочешь, вот сюда. Я уберу книги.
Элис:
— Собираешься писать что-нибудь новенькое? Большую книгу? Или короткие рассказы?
— Ты считаешь, что мне снова пора засесть за большой труд? Неплохая идея.
— Вот видишь, и я способна дать толчок твоему творчеству, Гордон.
— Извини, Элис. Но раньше это часто случалось. Даже чаще, чем ты предполагаешь. И всегда доставляло мне радость.
(Элис подумала: а после стало иначе. Посторонним вход запрещен.)
Элис:
— Скажи: теперь, когда у тебя так много работы, ты сможешь участвовать в наших вечерах? Тебе это не помешает? Я имею в виду: стоит, наверно, возобновить наши сборища, ведь они оказались такими занимательными, заинтересовали и тебя.
— Вечера с рассказами?
— Как получится: иногда с рассказами, иногда без.
— Почему это тебе пришло в голову, Элис?
— Я решила, что вечера могут смягчить напряженность. Как-никак мы с тобой не одни. Кроме Эдварда с нами еще живут Кэтлин и Джеймс. Меня огорчает, что в нашем доме — запустение.
— Я рад все это слышать от тебя, Элис, говорю без обиняков. Я многое передумал. Неужели правда, что нас что-то разделило? Может, это только сон? Я ведь знаю тебя хорошо. Разве я не знаю, какая ты на самом деле?
(Вот трус. Сразу воспрянул духом, хватается за соломинку.)
В тот же день Гордон появился за обедом. Разговор был оживленный. Вставая из-за стола, Джеймс пожал руку сестре.
Микеланджело и любовь
Вечерние встречи нельзя было возобновить немедленно. Доктор Кинг просил, чтобы его отныне каждый раз звали и заранее предупреждали. Волей-неволей надо было с ним считаться.