Гамлет, или Долгая ночь подходит к концу

…На лестнице стояла пожилая женщина. Это было в Париже на Монмартре. Каменные ступени, ведущие к собору Sacré-Coeur, ярко освещало солнце. Была адская жара, прохожие редко поднимались в этот день по лестнице; тут я хочу стоять, сынок, после войны, поджидать тебя. И еще женщина бегала на вокзалы. На вокзалах происходили исключительно важные события. А представители власти сидели у себя в учреждениях. Часы приема написаны на дверях. Есть надежда, что позже мы получим известие.

Какой смысл торчать здесь день за днем, стоять на этой лестнице много месяцев подряд? Чего мать ждет?

Разве что-нибудь вообще может случиться с матерью и ее ребенком? Мать и ребенок — одно целое. Из человеческой груди никогда не выпадет сердце, так же ребенка нельзя оторвать от матери.

Когда наступило перемирие и долгая война кончилась, многие сдвинулись с насиженных мест. Кое-кто вывесил флаги и стал праздновать. Кое-кто решил подновить свой дом. А некоторые вернулись на родину с чужбины, оглядели причиненный ущерб, начали бродить и проклинать все на свете. Было также много людей, которые продолжали поиски.

Элис на диване заговорила снова:

— Франклин Глен Уоштрук. Его имя никогда не произносилось в этом доме. Но повсюду, где живу я, живет и его имя. Сосланный пожизненно ныне реабилитирован. Преданный, поруганный, изгнанный возвращен. Чужеземное иго сброшено, теперь и я вывесила флаги. Конечно, я поступила плохо, унизила себя, но все-таки довела борьбу до конца.

Я не сумею рассказать тебе много о Глене. О страданиях и несчастьях можно говорить без конца, о счастье говорить трудно. Мы были вместе именно так, как людям надлежит быть вместе. Друзья, товарищи, возлюбленные. Я полюбила его с первого взгляда, и он меня тоже. Сама судьба предназначила нас друг для друга. Увидев его, я поклялась — никто никогда нас не разлучит, цель моей жизни достигнута. Наша любовь была безгрешна. Грех не прилипал ни к нему, ни ко мне. Мы узнавали себя в старинных любовных преданиях, которые читали вместе. Но ни одна из этих историй не была столь счастливой, столь божественной, как та, которую мы переживали.

После того как я увидела Глена, существование в моих глазах обрело смысл. Я познакомилась с ним во время путешествия в Индию, в которое отправилась вместе с братом. А потом мы с Гленом без конца разъезжали в поисках новых мест. Мы упивались своими чувствами в снегу и во льдах, на сверкающем, освещенном солнцем морском берегу, на широких, усыпанных галькой пляжах. Почему? Мы вовсе не хотели найти в природе свое отражение, не искали разнообразия. Мы ездили для того, чтобы познать мир и себя; только будучи вдвоем, мы увидели по-настоящему туман и бурю, вьюгу и летний зной.

Когда я жила одна, в разлуке с ним, когда он жил один, в разлуке со мной, мы были ни на что не годны, приходили в уныние. «Потерянный рай, как обрести тебя снова?» — жалобно вопрошали мы. А потом звали друг друга, кидались друг к другу. Архангел у врат рая освобождал нам дорогу. Мы брались за руки, падали друг другу в объятия, безгрешные, счастливые.

Я не отпускала Глена и после того, как оказалась во власти другого. Ах, боже, я не могла порвать с другим. Гордон завладел мной, я присохла к нему. Но и он не мог ничего сделать с Гленом — Глен оставался со мной, и я всегда помнила о нем.

У меня были платья, которые Глен мне подарил. Он привозил их из своих странствий. Он ездил в Индию и Восточную Азию. В конце концов и ты отправился в Восточную Азию, Эдвард. Когда ты туда поплыл, мне показалось, что ты что-то почувствовал и последовал некоему зову; тебя тянуло пройти по следам Глена. Он привозил мне платья из Китая, я их носила. Гордон не мог этому помешать… пока не принялся рвать их. Долгое время все, что я надевала, решительно все, выбирал и покупал Глен. Пусть я не жила в его доме, не была его женой, все-таки я ощущала его присутствие.

То голубое платьице было последним. Ты видел Глена, видел во время каникул у моря.

…Море было как зеркало. Мы быстро продвигались вперед. Только бы нас не трогали. Море, о, боже, я терпеть не могу моря. Нестерпимый блеск! Меня от него воротит. Мы поедем в Азию, Джонни, пошлем к черту эту жалкую Европу. Договорились? Ты мне клянешься? Клянусь. Мы там останемся. Поселимся в Гонконге или в Шанхае или отправимся в Мандалай. Ты мне клянешься? Под столом клочья его военной формы. Он должен был сидеть внизу. Я пропал. Ты оставил меня одного, Джонни. Не оставляй меня одного, куда мне деться…

Элис:

— Человек голодает, но проходит время, и он забывает о своем голоде, отвлекается от него. Так было и со мной. Голод перестал ощущаться как голод, я только чувствовала: мне чего-то недостает. Это походило на изнурительную болезнь. Меня постоянно мучило что-то. А какую тоску я испытывала!