Потрясенный оруженосец пал ниц, осенил себя крестным знамением и шепотом стал читать молитву. Он не осмеливался поднять глаза. Но потом он все же решил встать, чтобы удостовериться, не обмануло ли его зрение. И что же: рука, сжатая в кулак, и впрямь лежала перед грудью. А его кольцо поблескивало на пальце при свете свечей. Оруженосец с ужасом подумал, что во время турнира ему следует иметь кольцо на пальце. Как забрать его у Марии?
Он переборол себя, прошептал молитву, мысленно попросил прощения… и отважился взять статую за руку. Но ладонь была сжата в кулак. Он попытался разжать кулак, сдвинуть его, вдруг ощутил страх — что он замыслил? — и стремглав ринулся из часовни. Без кольца.
Тут он посмотрел на свою руку, на свой палец, на котором носил кольцо, и, не доверяя собственным глазам, опять побежал в часовню. Статуя стояла на старом месте. Мария держала сжатую ладонь перед грудью. Она не пожелала отдать кольцо.
Скакун заржал. Пора было ехать на турнир. В смятении оруженосец двинулся в путь.
На турнире он, как и предвидел, потерпел поражение.
Вечером, когда оруженосец вновь скакал по лесу, он вдруг с досадой вспомнил свои злоключения; нет, он это так не оставит, надо заполучить кольцо. Раз уж он, по несчастью, был выброшен из седла на турнире, то вдобавок вовсе не обязательно терять кольцо, кольцо возлюбленной, которая не имела ни малейшего отношения ко всем его бедам.
Однако чем ближе оруженосец подъезжал к лесной часовне, тем медленней ступал его конь; даже почуяв шпоры, он не прибавил ходу. Медленно приблизился рыцарь к часовне, дверь которой по-прежнему стояла открытой; несмотря на темный вечер, белое сияние падало на дорогу. К нему-то и принес его конь.
То было голубовато-белое сияние, исходящее вовсе не от свечей, как думал оруженосец. То был свет дня, свет безоблачного неба, и когда рыцарь пришпорил коня, чтобы ускакать прочь, он увидел в дверях саму Марию, облитую этим полуденным сиянием. Мария смотрела на всадника. Конь низко опустил голову и стоял не шелохнувшись; Мария разомкнула уста, желая что-то сказать, но так ничего и не сказала, ладони ее раскрылись, руки были протянуты вперед, казалось, она приглашает оруженосца подойти ближе.
Но страх его был столь велик, что он ударил хлыстом коня и вонзил в него шпоры, и когда убедился, что лошадь не сдвинулась с места, соскочил на землю и помчался сломя голову во всех доспехах; он бежал с полчаса, пока не выбился из сил.
Конь его был тут как тут. Он стоял перед ним, и оруженосец поскакал домой, хоть и совершенно разбитый.
Разыскав друзей, он поведал каждому из них историю с кольцом. Одни ему не поверили, другие встревожились и дали совет подумать, почему Мария позвала его — что он мог натворить или упустить из виду.
Но оруженосец повторял всем: ничего, ровно ничего он не сделал; уже по дороге на турнир с ним стало происходить нечто диковинное: с копьем наперевес он наскочил на дерево, птицы на деревьях громко щебеча, прямо-таки составили против него заговор. Что же касается Божьей матери, непорочной девы Марии, то он поистине ни в чем не провинился перед ней. Можно сказать, что он всегда испытывал к Марии большую, по-настоящему искреннюю, порой даже бурную любовь, что он от всего сердца подарил ей кольцо, надев его статуе на палец.
«На палец? Почему? Так ведь делают при обручении, не правда ли?»
«В самом деле, — признался он, — мгновенный порыв. Я вдруг почувствовал себя ужасно счастливым, когда решился и попросил Марию принять мой подарок, а она согласилась».
«Стало быть, ты дал ей обет. Зачем же ты хочешь получить кольцо обратно?»
Только сейчас оруженосец понял, что произошло, удалился от всех друзей и, сидя у себя дома, не осушал глаз.
«Что я натворил? — сетовал он. — Неужели мне суждено зазря потерять и счастье, и любовь и невесту?.. А все потому, что конь мой наехал на дерево и птицы заманили меня в часовню. Я ведь хотел просто положить кольцо, боялся потерять его после того что со мной случилось; пристроил его на основание подсвечника, заклеил воском. Но лик Марии был столь прекрасен, что я подумал: не надеть ли кольцо ей на палец? Мне показалось, что она этого хочет, и тут вдруг ее ладонь разжалась, а после она уже не отдала мне золотое колечко».
Несколько дней оруженосец горевал и терзался, потом купил острый нож и маленький рубанок и поскакал в лес — не желал он, чтобы статуя навсегда завладела его кольцом, ведь без кольца он не мог показаться на глаза своей возлюбленной. Никому не рассказал он о своем путешествии, и позднее никто не узнал, что с ним тогда приключилось; его нашли окровавленным, без сознания, в лесу недалеко от часовни. А удалось его обнаружить лишь потому, что в том месте пасся конь оруженосца. Придя в себя, оруженосец так и не нашел ни в карманах, ни в заплечной сумке ножа и рубанка.
Теперь он глубоко раскаивался в своих злых замыслах и признался во всем людям, после чего ему стало легче, и он решил: пора подумать о невесте и подготовиться к свадьбе.