Гамлет XVIII века

– Хорошо. Заезжайте послезавтра, деньги готовы будут. Но только вот что: услуга за услугу... Узнайте мне, пожалуйста, каким образом сын мой получил вчера пригласительный билет на бал. Мне это интересно, потому что он сам не знает. Вдруг ему вчера принесли билет, а каким образом – нам неизвестно...

– Ну что ж, это дело нетрудное, – сказала Марья Львовна, – я с удовольствием...

Узнать о чем угодно ей действительно не составляло труда, благодаря тому, что в ее распоряжении находился целый полк племянников и родственников, сновавших всюду и повсюду бывавших.

«А врут все про нее, будто она нехорошая, – думала Марья Львовна, глядя на Радович, – на самом деле она очень милая. Ведь вот денег сама предложила...»

Курослепова по своему добродушию не поняла, что, в сущности, Лидия Алексеевна заключила с ней маленький торг и что она дает ей деньги взаймы за нужные ей сведения. Правда, она не могла знать, насколько эти сведения нужны были и важны для Радович. Расстались они на том, что Марья Львовна узнает все к завтрашнему дню и приедет, а Лидия Алексеевна приготовит двести рублей...

Проводив гостью, Радович снова заходила по комнатам. Она дошла до своей спальни, повернулась и снова шаг за шагом проследовала до гостиной. Тут она взялась за тесьму звонка, спускавшуюся широкой полосой по стене от потолка, и дернула.

Не успела она сделать поворот и ступить несколько шагов, как бледный Степка показался в дверях.

– Денис Иванович вернулся?

– Вернулись, – ответил Степка, – к себе наверх прошли.

Он говорил, а сам творил молитву, чтобы разговор с барыней прошел благополучно.

– Послать ко мне Якова да доложить Зиновию Яковлевичу, что я прошу их ко мне.

Сорокапятилетний Степка исчез быстрее, чем явился.

Лидия Алексеевна перешла в зал и остановилась у окна, глядя в сад. Дворецкий вошел.

– Изволили спрашивать? – довольно смело проговорил он, прежде чем она обернулась к нему.

– Денис Иванович приехал?

– Приехали.

– Со своим кучером ездили?

– С Митрофаном.

– Где были?

– У Лопухиных. Часа два там пробыли и вернулись прямо домой, – без запинки доложил дворецкий, успевший уже собрать эти сведения, заранее зная, что они потребуются барыне.

– У Лопухиных? – вырвалось у Лидии Алексеевны, и она круто повернулась к дворецкому, глянув на него во все глаза.

Он спокойно стоял перед нею.

Радович как будто опомнилась и тут только поняла, что дворецкому никак не может быть известно, почему вдруг Денис Иванович, никуда, кроме сената, не ездивший, отправился к Лопухиным и просидел у них два часа.

– Я просила к себе Зиновия Яковлевича; скажите им, что я у себя буду! – и Лидия Алексеевна направилась к себе в спальню, села у своего столика, опустила голову, сжала руки и задумалась.

Зиновий Яковлевич Корницкий был управляющий, заведовавший ее делами уже тридцать шесть лет, с тех самых пор, как она с мужем переехала из Петербурга в имение. Поступил он к Радович двадцатилетним, красивым молодым человеком. Статный, видный, ловкий, дворянин по крови (отдаленного польского происхождения), он не был простым управляющим: почти сразу занял он при Лидии Алексеевне место, гораздо более близкое, и сумел удержаться на нем. Он числился на государственной службе по благотворительным учреждениям, куда за него Лидия Алексеевна вносила иногда очень крупные пожертвования, и получал за это чины и ордена.

Он вошел в спальню Лидии Алексеевны не торопясь и вразвалку, прямо неся свое стройное, холеное тело и высоко закинув гордую голову в пудренном парике с косичкой, с покатым прямым лбом, римским носом и бритым подбородком. Его видная фигура, особенно осанистая от той равномерно распределенной полноты, какая может быть у пятидесятишестилетнего нестареющего мужчины, красиво обрисовывалась ловко сшитой на старый екатерининский лад одеждой. На нем были белый атласный камзол, кружевное жабо и манжеты, шелковое лиловое исподнее платье, шелковые лиловые же чулки, лаковые башмаки с бронзовыми фигурными пряжками и поверх камзола что-то вроде короткого лилового бархатного шлафрока с широкими, закидными, как у священников, рукавами на белой атласной подкладке.

Он вошел, поздоровался с Лидией Алексеевной, сел напротив нее в кресло, раскинувшись в нем, и положил ногу на ногу. Сразу в этой уверенной, спокойной позе он стал похож на известный портрет начальника благотворительных учреждений при Екатерине, Ивана Ивановича Бецкого, при котором служил и которому, видимо, подражал.

– Я очень взволнована, – начала Лидия Алексеевна.

Зиновий Яковлевич внимательно рассматривал бриллианты колец, передвигая их на своих тонких пальцах...

– Что случилось? – спросил он.

– Да Денис меня беспокоит...

– Ах, это! – небрежно уронил Корницкий и опять занялся кольцами.

Он произнес эти слова с таким выражением, как будто хотел сказать: «Я уже знаю обо всем, но, право, все это не важно и беспокоиться тут нечего».

– Да ты, верно, не знаешь всего, – стала возражать Лидия Алексеевна, – ведь он со мной так говорил вчера, как никогда не осмеливался; вчера на балу за Лопухиной Екатериной увивался, а сегодня поехал к ней и сидел два часа...