Читаем Гамп и компания полностью

– Ладно, сделаю, – говорит он. – Но похоже, что на этот раз ты капитально влип.

В этом малыш Форрест, судя по всему, прав.


После того как выкуп был заплачен, мне позволили пока что выйти на свободу. Но недалеко. Мы с малышом Форрестом сняли квартиру в доме без лифта, полном преступников, нищих и проституток.

Малышу Форресту интересно было знать, что я собираюсь делать, когда состоится суд, но по правде, я сам этого не знал. В смысле, меня наняли, чтобы взять на себя вину, а есть определенное достоинство в том, чтобы сделать то, что ты должен. С другой стороны, мне вроде как не казалось справедливым проводить остаток жизни за решеткой, тогда как Айвен Бузовски и Майк Маллиган будут и дальше наслаждаться всеми прелестями роскошной жизни. В один прекрасный день малыш Форрест напрямую меня об этом спросил.

– Знаешь, – говорит он, – я был бы не прочь снова смотаться к статуе Свободы. Мне вроде как та поездка понравилась.

Так мы и сделали.

Мы сели на экскурсионный катер до статуи, и вся она была такая славная и сияющая в предвечернем солнце. Затем мы остановились и прочли надпись про «усталых, бедных и страждущих, мечтающих о свободе». Дальше мы поднялись на верхушку факела и посмотрели оттуда через залив на Нью-Йорк и на его небоскребы, которые, казалось, уходили прямиком в облака.

– Так собираешься ты их сдать или нет? – спрашивает малыш Форрест.

– Кого сдать?

– Айвена Бузовски и Майка Маллигана.

– Не знаю… А что?

– А то, что тебе лучше об этом подумать и принять решение, – говорит он.

– Я уже думал об этом… и просто не знаю, что делать.

– Предательство – не очень хорошая штука, – говорит малыш Форрест. – Полковника Норта ты не предал…

– Ага. И посмотри, куда меня это завело. Меня опять в консервную банку упаковали.

– Точно, и я снес за это кучу насмешек в школе. Но я, наверное, снес бы еще больше, если бы ты его сдал.

В этом малыш Форрест, пожалуй, прав. Я просто стоял там на самом верху статуи Свободы, прикидывая и размышляя – что вообще-то не моя специальность. Еще я тревожился – что как раз моя специальность. Наконец я покачал головой.

– Порой, – говорю, – человеку приходится поступать правильно.


Так или иначе, время нашего суда наконец настало. Нас согнали в большой федеральный зал, где прокурором был мистер Гугульянти. На вид он вроде мэра или чего-то в таком духе. Весь мрачный, неприятный, а обращается к нам так, как будто мы его родную мать топором зарубили или еще что похлеще.

– Ваша честь, дамы и господа присяжные, – говорит мистер Гугульянти, – эти три человека – самые отвратительные преступники, какие вообще существуют на свете! Они виновны в краже ваших денег – повторяю, ВАШИХ денег – причем лично!..

Дальше – больше.

Он принимается обзывать нас мошенниками, ворами, лжецами, обманщиками. Наверняка он бы нас мудозвонами и пидорасами тоже назвал, если бы мы в зале суда не были.

Наконец, когда мистер Гугульянти заканчивает вымазывать нас дегтем и обваливать в перьях, наступает наш черед защищаться. Первый свидетель, который занимает свое место, – это Айвен Бузовски.

– Мистер Бузовски, – спрашивает его наш адвокат, – виновны ли вы в инсайдерной торговле?

Нас, между прочим, представляла крупнейшая нью-йоркская адвокатская контора Дьюи, Скрюама и Хоу.

– Я абсолютно, решительно и на все сто процентов невиновен, – говорит мистер Бузовски.

– Тогда, если вы этого не делали, кто же этим занимался? – спрашивает адвокат.

– Вот он, мистер Гамп, – говорит Айвен. – Я нанял его как главу отделения инсайдерной торговли и дал ему инструкции положить конец всякой инсайдерной торговле, с тем чтобы улучшить репутацию моей компании. А он что делает? Он немедленно приступает к мошенничеству…

Айвен Бузовски какое-то время продолжает в том же духе и рисует мою картинку, черную, как задница у бобра. Я «несу полную ответственность» за все эти делишки, говорит он. А от него я держал все в секрете, чтобы самому побольше обогатиться. Его линия такова, что ни о чем нелегальном он даже ведать не ведает.

– Помилуй бог его грешную душу! – заканчивает Айвен Бузовски свою речугу.

Дальше наступает черед Майка Маллигана. Он свидетельствует, что я звонил ему с намеками на курс акций, но он понятия не имеет о том, что я самый главный в инсайдерной торговле и все такое прочее. К тому времени, как они закончили, я прикидываю, что моя песенка спета, и мистер Гугульянти хмуро поглядывает на меня от своего стола.

Наконец приходит моя пора занять свидетельское место.

– Мистер Гамп, – говорит мистер Гугульянти, – чем именно вы занимались, прежде чем стать президентом отделения инсайдерной торговли в компании мистера Бузовски?

– Я был Голиафом, – отвечаю я.

– Простите, кем-кем?

– Голиафом. Ну, знаете, таким гигантским чуваком из Библии.

– Вам следует помнить, мистер Гамп, что здесь законный суд. Не дурачьте закон, мистер Гамп, иначе закон в ответ вас одурачит. Это я вам гарантирую.

– Я не шучу, – говорю я. – Это было в «Святой земле».

– Мистер Гамп, вы что, псих?

Тут наш адвокат вскакивает.

– Мои возражения, ваша честь! Прокурор оскорбляет свидетеля!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Антон Райзер
Антон Райзер

Карл Филипп Мориц (1756–1793) – один из ключевых авторов немецкого Просвещения, зачинатель психологии как точной науки. «Он словно младший брат мой,» – с любовью писал о нем Гёте, взгляды которого на природу творчества подверглись существенному влиянию со стороны его младшего современника. «Антон Райзер» (закончен в 1790 году) – первый психологический роман в европейской литературе, несомненно, принадлежит к ее золотому фонду. Вымышленный герой повествования по сути – лишь маска автора, с редкой проницательностью описавшего экзистенциальные муки собственного взросления и поиски своего места во враждебном и равнодушном мире.Изданием этой книги восполняется досадный пробел, существовавший в представлении русского читателя о классической немецкой литературе XVIII века.

Карл Филипп Мориц

Проза / Классическая проза / Классическая проза XVII-XVIII веков / Европейская старинная литература / Древние книги
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное