Гамсун. Мечтатель и завоеватель

Правда заключалась в том, что никто не должен был знать о том, что он решился на весьма своеобразную операцию.

Перед самым Новым годом он приехал в Кристианию, а потом направился далее в Данию. Первоначально он намеревался лечь в клинику Стейнаха в Вене, но убоялся слишком долгого путешествия и остановился в Копенгагене. Здесь практиковал один из учеников Стейнаха. Врачу предстояло, в соответствии с методикой своего учителя, зашить семенной канатик пациента.

18 января Гамсуна положили в Муниципальный госпиталь Копенгагена. На другой день его прооперировали[286].

Через несколько дней он на пароходе приплыл в Кристианию и потом какое-то время жил в отеле, окончательно приходя в себя.

Все это было предпринято, чтобы отдалить старость.

На рубеже 1920–1921 годов Гамсун произвел самые приятные подсчеты в своей жизни.

Прохладное отношение некоторых рецензентов никак не повлияло на объем продаж романа «Женщины у колодца». Менее чем за две недели после его выхода было продано 24 000 экземпляров. Доходы от продаж только в Норвегии превысили сумму в 110 000 крон. Это соответствовало годовому жалованью двух десятков высокооплачиваемых чиновников.

Находящееся в Нью-Йорке издательство «Альфред Кнопф» сообщило, что «Плоды земли» вызвали такой интерес в Америке, что теперь здесь готовы издать большинство его произведений. Со всего мира в Нёрхольм поступали экземпляры книг Гамсуна, переведенные на разные языки. Из Стокгольма пришло известие, что его Нобелевская премия составила 179 023,86 кроны.

Из Мюнхена пришло сообщение, что немцы буквально не могут насытиться его книгами. Они так чествовали, так поздравляли Гамсуна, как будто он был их соотечественник. Из Дармштадта и Брюннена пришли сообщения об успехе «Царицы Тамары». Ожидались и новые проекты. Издательство «Ланген» планировало новое издание собрания сочинений в 14 томах. Уже весной должна была начаться рекламная кампания. «Просто невероятно, совершенно непостижимо, — благодарил он и добавлял: — и это в то время, когда Антанта пытается уничтожить всю жизнь, все существующие ценности в Вашей стране»[287].

Вскоре он узнал, какой именно счет предъявили Германии страны-победительницы: 132 миллиарда золотых марок плюс ежегодные проценты, равные 2 миллиардам. Германия обязана выплатить эту сумму до 1960 года. Весь немецкий экспорт облагался штрафной пошлиной в 26 % от стоимости товара. Но наибольшую горечь у немцев вызвала статья 231 мирного договора. Выходило, что вся ответственность за развязывание Первой мировой войны лежит исключительно на Германии.

Возмущение Кнута Гамсуна не знало границ. Гамсун был обижен за немецкий народ.

Такой чувствительный и такой властный

В конце весны — начале лета 1921 года Гамсун пытался настроиться на создание нового романа, что было весьма важно для него после получения Нобелевской премии. Он ходил по комнате между стопками заметок и ворохом бумаг для новой книги, обдумывал ее в своей писательской хижине, то прогуливаясь по лесу, то сидя в номерах отелей близлежащих городков. Управлять своими героями становилось все труднее. И тем не менее легче, нежели управлять собственной жизнью.

Он, например, расстраивался из-за того, что накричал на младшего сына Арилда, который не закрыл за собой дверь в столовую как раз в тот момент, когда отец собрался уйти из дома. «Нельзя мне быть таким уж чересчур ранимым по отношению ко всем вам», — сетовал он в письме к Марии[288].

Правда, его раскаяние было не очень уж глубоким: оно не пошло далее совета Марии следить за тем, чтобы подобные коллизии не возникали. Она должна приучить семилетнего Арилда тихо вести себя, когда отец дома.

Этой осенью Арилд стал школьником. После того как Туре в течение двух лет ходил в школу, скептическое отношение Гамсуна к книжному знанию усилилось. Свои размышления он высказал в новой книге «Последняя глава». Вот какие слова произносит самоубийца Леонард Магнус: «Жизнь так коротка, что нельзя ее растрачивать на попугайский труд <…>. Что такое настоящая школа? Это ежедневное воспитание матери, ежедневное обучение отца. А школа, опирающаяся на книги, — это некое учреждение, специально созданное, чтобы усложнять жизнь, чтобы сделать ее тяжелой для человека, начиная с детства, с шести лет и до самой смерти» [3; V: 151–152].