Гамсун. Мечтатель и завоеватель

Гамсун, несомненно, четко осознавал, какова ставка.

Согласно медицинским картам, при помещении в клинику пациент вел себя спокойно, нормально реагируя на происходящее. Ему явно хотелось как можно скорее пройти эту процедуру. Поэтому все необходимые действия он совершал с готовностью, несмотря на то что адаптация к порядкам в клинике требовала от восьмидесятишестилетнего Гамсуна неимоверных усилий. Ничто не указывает на то, что у пациента могли быть какие-то иные предположения относительно цели его помещения в клинику, кроме как подтвердить его вменяемость и тем самым обеспечить возможность предстать перед судом. Но при этом он, конечно же, понимал, что ему нелегко будет выдержать в клинике эти две недели, которые были в распоряжении у Лангфельда.

Утром на другой день пребывания в клинике Гамсуна вызвали в кабинет Лангфельда для первого разговора. Гамсун должен был немедленно явиться в кабинет профессора, так что он даже не успел как следует одеться. Во время этого разговора он рассказал, что последние тридцать лет писал свои книги дрожащей правой рукой, которую он был вынужден поддерживать левой, рассказал немного о своем происхождении и родственниках. Лангфельд просил его проделать в уме некоторые математические действия, Гамсун вполне справился с умножением на 9, но не смог умножить 11 на 12. Кроме того, он рассказал об афазии после инсультов и о том, что его память с годами ослабела. После этого Лангфельд попросил Гамсуна изложить свои политические взгляды. Это изложение заняло, если судить по отчету, достаточно много времени.

В написанном позднее медицинском заключении Лангфельд приводит выдержки из записей в карте больного: «Пациент раздражен и сердит, хочет, чтобы все его требования выполнялись немедленно. Постоянно суетлив и раздражителен, часто делает язвительные замечания». О причинах для раздражения и о различных нюансах настроений Гамсуна Лангфельд далее пишет: «Пациент позавтракал с аппетитом и попросил газету. Газеты ему не дали, тогда он лег спать и проспал вплоть до очередного визита к профессору, потом состоялся разговор с профессором. После беседы с профессором он возмущался невозможностью прочесть газету. „Я должен знать о происходящем в мире“, — заявил он. Ему дали вчерашний номер „Арбейдербладет“, и он долго и с большим интересом читал его. Закончив, он в повелительном тоне потребовал самую свежую газету. Лег и лежа читал утренний выпуск „Афтенпостен“ до пяти часов вечера. Попросил вечерний выпуск газеты. Считает, что время идет медленно. „Здесь у вас можно только молчать и со всем соглашаться“, — сердито заявил он»[477].

Согласно наблюдениям Лангфельда, с самого первого дня Гамсун то и дело легко выходил из себя и часто разражался бранью. В своем отчете судебным органам Лангфельд умолчал о некоторых важных деталях, связанных с пребыванием Гамсуна в психиатрической клинике: «Говорит, что плохо слышит, и просит чтобы мы писали ему свои требования. Выходит из себя по поводу того, что ему не возвращают такие его вещи, как часы, булавку для галстука и т. д. Аппетит хороший. Считает, что в его комнате холодно, утверждает, что мерзнет. Был взволнован, когда медсестра сказала, что свет необходимо потушить. Он спросил, как такое может быть в подобном заведении. Когда медсестра объяснила, что будет ночное освещение, он обрадовался. „Вот и хорошо“, — сказал он».

В отчете для генерального прокурора Лангфельд не счел необходимым также указать причины шока, пережитого Гамсуном, а следовательно, и его раздражительности. Дело в том, что его поместили в палату для буйных. Она была очень тесной, с глазком в двери. Путь в нее лежал через зал, в котором обычно находились около десяти пациентов с различной степенью нервных расстройств которые иногда здесь спали и именно здесь проводили большую часть своего времени.

В отчете Лангфельда цитируется следующая запись от 20 октября, сделанная одной из медсестер: «Пациент в хорошем настроении, вежлив и приветлив». Он при этом опустил целый абзац из записей в медицинской карте, где одна из сестер пишет прямо противоположное: «На предложение побрить пациента тот рассердился, начал возмущаться, заявляя, что привык бриться по воскресеньям и что так и должно быть. Медсестра обратила внимание пациента на то, что по воскресеньям здесь никого не бреют. „Может быть, и так“, — возразил пациент, отказался от бритья и продолжал читать».

26 октября состоялась очередная беседа Гамсуна с профессором Лангфельдом, в ходе которой Гамсун рассказал в том числе о своем детстве и о пребывании в доме дяди; в своем отчете профессор приводит цитату из рассказа Гамсуна о своей жизни: «На моем теле до сих пор есть отметины от его щипков». Потом Лангфельду удалось перевести разговор на политику. И вот что он услышал: «Гитлер — это просто хамовитый тип. Постоянно твердил „я“ да „я“. Геббельс, безусловно, яркая личность, очень приятный человек. А Гитлер производил впечатление подмастерья маляра».