Ган Исландец

— Да хранитъ святой Госпицій не мою душу, но тло! — пробормоталъ въ страх старикъ.

Неврнымъ, колеблющимся шагомъ направился онъ ко второй боковой двери, которую поспшилъ открыть. Читатели не забыли, что эта дверь вела въ мертвецкую.

Ночникъ, находившійся у него въ рукахъ, освтилъ своеобразную, отвратительную картину. Съ одной стороны худощавая, длинная, слегка сгорбленная фигура Спіагудри; съ другой — малорослый субъектъ, плотный и коренастый, одтый съ ногъ до головы шкурами всевозможныхъ зврей, еще покрытыхъ пятнами подсохшей крови.

Онъ стоялъ у ногъ трупа Жилля Стадта, занимавшаго вмст съ молодой двушкой и капитаномъ глубину сцены. Эти три послдніе свидтеля, скрываясь въ полутемнот, одни могли безъ содроганія ужаса смотрть на два живыя существа, начавшія разговоръ.

Черты лица малорослаго человка, котораго свтъ ночника заставилъ быстро обернуться, были запечатлны какой то особенной дикостью. Его борода была густая, рыжая; такого-же цвта волосы стояли щетиной надъ его лбомъ, покрытымъ шапкой изъ лосиной кожи. Ротъ широкій, губы толстыя, зубы блые, острые, рдкіе, носъ загнутый, подобно орлиному клюву; сро-синіе глаза, чрезвычайно подвижные, искоса смотрли на Спіагудри и свирпость тигра, сверкавшая въ нихъ, умрялась лишь злостью обезьяны.

Это необыкновенное существо было вооружено широкой саблей, кинжаломъ безъ ноженъ и опиралось на длинную рукоятку топора съ каменнымъ лезвіемъ; на рукахъ его были огромныя перчатки изъ шкуры синей лисицы.

— Это старое привидніе порядкомъ заставило меня ждать, — пробормоталъ онъ, какъ-бы говоря самъ съ собою, и подобно лсному зврю испустилъ дикій ревъ.

Спіагудри поблднлъ бы отъ ужаса, если-бы только могъ блднть.

— Знаешь-ли ты, — продолжалъ малорослый человкъ, обращаясь непосредственно къ нему: — что я пришелъ сюда съ Урхтальскихъ береговъ? Можетъ быть ты хотлъ, заставляя меня ждать, перемнить свое соломенное ложе на одно изъ этихъ каменныхъ?

Спіагудри дрожалъ какъ въ пароксизм лихорадки; послдніе два зуба, которые у него оставались, сильно застучали одинъ о другой.

— Простите, повелитель мой, — прошепталъ онъ, изгибая свое длинное туловище дугой къ ногамъ малорослаго незнакомца: — я крпко спалъ…

— Ты должно быть хочешь, чтобы я познакомилъ тебя съ сномъ, еще боле крпкимъ.

Лицо Спіагудри изобразило гримасу ужаса, которая одна была смшне его веселыхъ гримасъ.

— Это что такое? — продолжалъ малорослый человкъ: — Что съ тобою творится? Можетъ быть теб не нравится мое посщеніе?

— О! Повелитель и государь мой, — простоналъ старикъ: — что можетъ быть пріятне для меня лицезрнія вашего превосходительства?

Усиліе, съ какимъ онъ пытался придать своей испуганной физіономіи радостное выраженіе, разсмшило-бы даже мертвеца.

— Старая безхвостая лисица, мое превосходительство приказываетъ теб принести сюда одежду Жилля Стадта.

При этомъ имени на свирпомъ, насмшливомъ лиц малорослаго незнакомца появилось выраженіе мрачной тоски.

— О! Повелитель мой, простите меня, но это невозможно, — отвчалъ Спіагудри: — Вашей свтлости извстно, что мы обязаны доставлять въ королевскую казну пожитки умершихъ рудокоповъ, такъ какъ король наслдуетъ имъ въ качеств опекуна.

Малорослый человкъ обернулся къ трупу, скрестилъ руки на груди и произнесъ глухимъ голосомъ:

— Онъ правъ. Эти несчастные рудокопы похожи на гагу [6]. Имъ длаютъ гнзда, чтобы потомъ воспользоваться ихъ пухомъ.

Поднявъ на руки трупъ и сильно прижавъ его къ своей груди, онъ испустилъ дикій крикъ любви и горести, подобный ворчанію медвдя, ласкающаго своего дтеныша. Къ этимъ безсвязнымъ звукамъ примшивались иногда слова на какомъ-то нарчіи, непонятномъ для Спіагудри.

Снова опустивъ трупъ на гранитную плиту, онъ обратился къ смотрителю Спладгеста:

— Извстно теб, проклятый колдунъ, имя солдата, родившагося подъ злосчастной звздою и котораго эта женщина имла несчастіе предпочесть Жиллю?

Съ этими словами онъ толкнулъ холодные останки Гутъ Стерсенъ.

Спіагудри отрицательно покачалъ головой.