Ган Исландец

— Рыцарь, — произнесъ Орденеръ: — вамъ должны быть извстны законы рыцарства. Вы не войдете боле въ эту башню и сохраните строжайшее молчаніе относительно сегодняшняго происшествія.

— Относительно молчанія, вы можете положиться на меня, я буду нмъ, какъ Муцій Сцевола, когда держалъ въ огн свою руку. Въ башню тоже не будутъ ходить, ни я, ни одинъ изъ аргусовъ гарнизона, такъ какъ я только-что получилъ приказаніе оставить впредь Шумахера безъ надзора, приказаніе, которое я обязанъ былъ сообщить ему сегодня же вечеромъ, но не усплъ, провозившись съ новыми краковскими сапожками… Приказаніе, сказать между нами, довольно неблагоразумное… Хотите вы посмотрть мои сапожки?

Во время этого разговора Этель, убдившись, что противники успокоились, и не понимая, что значитъ duellum remotum, исчезла, тихо шепнувъ на ухо Орденеру:

— До завтра.

— Я бы попросилъ васъ, поручикъ Алефельдъ, чтобы вы помогли мн выйти изъ крпости.

— Охотно, — отвчалъ офицеръ: — хотя уже довольно поздно, или лучше сказать очень рано. Но какимъ образомъ раздобудите вы лодку?

— Это ужъ моя забота, — возразилъ Орденеръ.

Дружески разговаривая, они прошли садъ, дворы круглый и квадратный, и Орденеръ, сопровождаемый дежурнымъ офицеромъ, нигд не былъ задержанъ. Миновавъ большую опускную ршетку, артиллерійскій паркъ, плацъ-парадъ, они достигли низкой башни, желзная дверь которой была открыта по приказанію поручика.

— До свиданія, поручикъ Алефельдъ: — сказалъ Орденеръ.

— До свиданія, — отвчалъ офицеръ: — объявляю васъ храбрымъ бойцомъ, хотя не знаю кто вы и будутъ ли достойны титула секунданта т, которыхъ вы приведете на мсто нашего поединка.

Размнявшись рукопожатіемъ, они разстались. Желзная дверь затворилась и поручикъ, напвая арію Люлли, возвратился въ свою комнату восхищатъся польскими сапогами и французскимъ романомъ.

Орденеръ, оставшись одинъ на порог двери, скинулъ съ себя одежду, завернулъ ее въ свой плащъ и привязалъ къ голов сабельной портупеей. Затмъ, примняя на практик идеи Шумахера о независимости, онъ кинулся въ холодныя, спокойныя воды залива и поплылъ въ темнот къ берегу, направляясь въ сторону Спладгеста, почти увренный, что мертвый или живой онъ достигнетъ мста своего назначенія.

Дневныя усталости до такой степени изнурили его, что лишь съ большимъ трудомъ усплъ онъ выбраться на берегъ. Одвшись наскоро, онъ направился къ Спладгесту, черная масса котораго обрисовалась на портовой площади. Луны, закрытой облаками, не было видно.

Приблизившись къ зданію, онъ услыхалъ какъ бы звукъ голосовъ; слабый свтъ выходилъ изъ верхняго отверстія. Изумленный, онъ сильно постучалъ въ четырехугольную дверь, шумъ прекратился, свтъ исчезъ. Онъ снова постучался: свтъ вновь появился, позволивъ ему примтить что-то черное, проскользнувшее черезъ верхнее отверстіе и притаившееся на плоской крыш строенія. Орденеръ, ударивъ въ третій разъ рукоятью сабли, закричалъ:

— Именемъ его величества короля, отворите! Именемъ его свтлости вице-короля, отворите!

Дверь наконецъ медленно отворилась и Орденеръ очутился лицомъ къ лицу съ длинной, блдной и сухощавой фигурой Спіагудри. Одежда его была въ безпорядк, глаза блуждали, волоса стояли дыбомъ. Въ окровавленныхъ рукахъ держалъ онъ надгробный свтильникъ, пламя котораго дрожало гораздо мене примтно, чмъ громадное тло Спіагудри.

VI

Часъ спустя посл ухода молодаго путешественника изъ Спладгеста, сумерки сгустились и толпа зрителей мало по-малу разошлась. Оглипиглапъ заперъ лицевую дверь мрачнаго зданія, а Спіагудри въ послдній разъ окатилъ водой трупы, лежавшіе на черныхъ плитахъ.

Затмъ оба разошлись по своимъ неприхотливымъ каморкамъ и между тмъ какъ Оглипиглапъ заснулъ на своемъ жесткомъ лож, подобно трупамъ, ввреннымъ его надзору, почтенный Спіагудри, усвшись за каменнымъ столомъ, заваленнымъ древними книгами, высушенными растеніями и очищенными отъ мяса костями, углубился въ свои ученыя занятія, въ сущности весьма невиннаго свойства, но которыя составили ему въ народ репутацію волшебника и чародя — жалкій удлъ науки въ эту эпоху!

Въ теченіе нсколькихъ часовъ онъ оставался погруженнымъ въ глубокомысленныя размышленія и прежде чмъ промнять на постель свои книги, остановился на слдующемъ мрачномъ афоризм Ториодуса Торфеуса:

«Когда человкъ зажигаетъ свтильникъ, смерть можетъ настичь его раньше, чмъ онъ успетъ его потушить…»

— Не во гнвъ будь сказано ученому доктору, — прошепталъ Спіагудри: — этого не случится сегодня съ мною.

Онъ взялъ ночникъ, намреваясь его потушить.

— Спіагудри! — закричалъ чей-то голосъ, выходившій изъ мертвецкой.

Старый смотритель Спладгеста вздрогнулъ всмъ тломъ, однако не отъ мысли, которая пришла бы въ голову быть можетъ всякому другому на его мст, что печальные гости Спладгеста взбунтовались противъ своего хозяина. Онъ былъ довольно ученъ, чтобы не пугать себя такими воображаемыми ужасами. Его страхъ былъ не безоснователенъ, такъ какъ онъ отлично зналъ голосъ, назвавшій его по имени.

— Спіагудри! — снова послышался неистовый голосъ: — Неужели, чтобы вернуть теб слухъ, я долженъ прійти оторвать уши?