Молодой человкъ медленно перекрестился и направился на красноватый свтъ, слабо мерцавшій въ конц коридора.
Дверь была полуоткрыта. Молодая двушка, колнопреклоненная передъ простымъ алтаремъ въ готической молельн, читала въ полголоса молитвы Святой Дв, молитвы простодушныя, но возвышенныя, въ которыхъ душа, возносясь къ Матери всхъ скорбящихъ, просила только ея заступничества.
Молодая двушка одта была въ черный крепъ и блый газъ, какъ бы желая показать, что дни ея до сихъ поръ протекали въ горестяхъ и невинности. Несмотря на ея скромный костюмъ, на всемъ существ ея лежалъ отпечатокъ натуры исключительной. Ея глаза и длинные волосы были черны какъ смоль — красота рдкая на свер; ея взоры, блуждавшіе по сводамъ часовни, казалось, скоре были воспламенены экстазомъ, чмъ потушены сосредоточенностью въ самой себ. Словомъ, это была два съ береговъ Кипра или полей тибурскихъ, облеченная въ фантастическіе покровы Оссіана и распростершаяся предъ деревяннымъ крестомъ и каменнымъ алтаремъ Спасителя.
Узнавъ молящуюся, Ореденеръ вздрогнулъ и чуть не лишился чувствъ.
Она молилась за своего отца; молилась за низвергнутаго властелина, за старца узника и покинутаго всми, и громко прочла псаломъ освобожденія.
Она молилась и за другаго; но Орденеръ не слыхалъ имени того, за кого она молилась, не слыхалъ, такъ какъ она не произнесла этого имени; она прочла только гимнъ Суламиты, супруги, ожидающей супруга и возвращенія возлюбленнаго.
Орденеръ отошелъ отъ двери. Онъ благоговлъ передъ этой двственницей, мысли которой летли къ нему; молитва — таинство великое, и сердце его невольно переполнилось невдомымъ, хотя и мірскимъ восхищеніемъ.
Дверь молельни тихо отворилась и на порог появилась женщина, блая въ окружающей ее темнот. Орденеръ замеръ на мст, страшное волненіе охватило все его существо. Отъ слабости онъ прислонился къ стн, вс члены его дрожали и біеніе его сердца раздавалось въ его ушахъ.
Проходя мимо, молодая двушка услышала шорохъ плаща и тяжелое, прерывистое дыханіе.
— Боже!.. — вскричала она.
Орденеръ кинулся къ ней; одною рукою поддержавъ молодую двушку, онъ другою тщетно пытался удержать ночникъ, который выскользнулъ у нея изъ рукъ и потухъ.
— Это я, — нжно шепнулъ онъ.
— Орденеръ! — вскричала молодая двушка, когда звукъ голоса, которого она не слыхала цлый годъ, коснулся ея слуха.
Луна, выглянувшая изъ-за облаковъ, освтила радостное лицо прекрасной двушки. Робко и застнчиво освободившись изъ рукъ молодаго человка, она сказала:
— Это господинъ Орденеръ?
— Это онъ, графиня Этель…
— Зачемъ вы называете меня графиней?
— Зачмъ вы зовете меня господинъ?
Молодая двушка замолчала и улыбнулась; молодой человкъ замолчалъ и вздохнулъ.
Этель первая прервала молчаніе:
— Какимъ образомъ очутились вы здсь?
— Простите, если мое присутствіе огорчаетъ васъ. Мн необходимо было переговорить съ графом, вашимъ отцомъ.
— И такъ, — сказала Этель взволнованнымъ тономъ: — вы пріхали сюда только для батюшки?
Орденеръ потупилъ голову: этотъ вопросъ показался ему слишкомъ жестокимъ.
— Безъ сомннія, вы уже давно находитесь въ Дронтгейм, - продолжала молодая двушка укоризненнымъ тономъ: — ваше отсутствіе изъ этого замка не казалось для васъ продолжительнымъ.
Орденеръ, уязвленный до глубины души, не отвчалъ ни слова.
— Я одобряю васъ, — продолжала узница голосомъ, дрожавшимъ отъ гнва и печали: — но, добавила она нсколько надменно: — надюсь, что вы не слыхали моихъ молитвъ.
— Графиня, — отвчалъ наконецъ молодой человкъ: — я ихъ слышалъ.
— Ахъ, господинъ Орденеръ, нехорошо подслушивать такимъ образомъ.
— Я васъ не подслушивалъ, благородная графиня, — тихо возразилъ Орденеръ: — я васъ слышалъ.
— Я молилась за отца, продолжала молодая двушка, не спуская съ него пристальнаго взора и какъ бы ожидая отвта на эти простыя слова.
Орденеръ хранилъ молчаніе.
— Я также молилась, — продолжала она, съ безпокойствомъ слдя, какое дйствіе провзводятъ на него ея слова: — я также молилась за человка, носящаго ваше имя, за сына вице-короля, графа Гульденлью. Надо молиться за всхъ, даже за враговъ нашихъ.
Этель покраснла, чувствуя, что сказала ложь; но она была раздражена противъ молодаго человка и думала, что назвала его въ своихъ молитвахъ, тогда какъ назвала его лишь въ своемъ сердц.
— Орденеръ Гульденлью очень несчастливъ, благородная графиня, если вы считаете его въ числ вашихъ враговъ; но въ то же время онъ слишкомъ счастливъ, занимая мсто въ вашихъ молитвахъ.
— О! Нтъ, — сказала Этель, смущенная и испуганная холодностью молодаго человка: — нтъ, я не молилась за него… Я не знаю, что я длала, что я длаю. Я ненавижу сына вице-короля, я его не знаю. Не смотрите на меня такъ сурово: разв я васъ оскорбила? Неужели вы не можете простить бдной узниц, вы, который проводитъ жизнь подл какой-нибудь прекрасной благородной женщины, такой же свободной и счастливой какъ и вы!..
— Я, графиня!.. — вскричалъ Орденеръ.
Этель залилась слезами; молодой человкъ кинулся къ ея ногамъ.
— Разв вы не говорили мн, - продолжала она, улыбаясь сквозь слезы: — что ваше отсутствіе не казалось вамъ продолжительнымъ?
— Кто? Я, графиня?