Гангстер

Я часто дышал, меня трясло от гнева. И вызвал его не только этот толстый мальчишка и постоянно таскавшиеся с ним дружки. Моя ярость не ограничивалась только ими. Она теперь была направлена на все те безымянные лица во всех коридорах всех школ, которые мне когда-либо приходилось посещать. На тех, кто показывал на меня пальцами и шептал слова, которые я как будто (я очень старался, чтобы так и казалось) не слышал. Я был заклейменным ребенком и объектом всеобщего презрения. Многие школьники приходили из домов, где насилие за закрытыми дверями было самым банальным делом. Некоторые принадлежали к неполным семьям, распавшимся из-за раздоров и ненависти. Были также и незаконнорожденные, которым посчастливилось не получить клейма, зачастую запечатляющегося на таких детях с момента рождения. Я же был приемным ребенком, вброшенным в их жалкую лужу, и мне приходилось терпеть всеобщую ненависть и постоянно испытывать страх из-за своего положения. В рабочих районах приемных детей нечасто принимают в компании сверстников. На них смотрят как на редкую диковинку, почему-то видят в них опасность, им не доверяют и никогда не любят. Вот почему многие из приемных родителей стараются держать усыновление в тайне. Таких, как я, берут в семьи не потому, что любят и жить без нас не могут. Нас берут потому, что пока мы живем в семье, по почте будет ежемесячно приходить конверт с чеком на имя приемыша.

И сейчас я выплескивал весь накапливавшийся во мне годами гнев, изо всех сил пиная Майкла в бока и по спине. Мои черные ботинки безошибочно попадали в цель, их закругленные носки то ударялись о кости, то проваливались в мякоть.

— Нет! — орал я на него после чуть ли не каждого удара. — Все сейчас закончится! Закончится сейчас!

Я краем глаза видел, как его друзья спускались по ступенькам школьного крыльца, прижимаясь друг к другу и с испугом наблюдая, как их совсем недавно непобедимый вожак пытается уползти и спрятаться где-нибудь в безопасном углу, который, как ему представлялось, находился за мусорными баками. А я продолжал пинать его, весь запас накопленного во мне яда изливался разом в виде абсолютного, ничем не сдерживаемого насилия. Мое тело было покрыто холодным потом, а вокруг уже столпилась кучка прохожих, пяливших глаза, разевавших рты и что-то бормотавших под нос — в общем, наслаждавшихся кровавой сценой. Я еще раз всадил ногу ему прямо под ребра и услышал, как он вскрикнул и закашлялся; кровавый след, показывавший, где он полз, протянулся от крыльца до угла школьного здания. Я отступил на полшага, снова отвел назад ногу, чтобы нанести еще один сильный удар, но вдруг мощная рука обхватила меня за талию, приподняла в воздух и оттащила от избитого мальчишки.

— Ты победил, малыш, — сказал Пуддж мне прямо в ухо. — Так почему бы нам с тобой не уйти отсюда?

Я повернулся, чтобы посмотреть ему в лицо, и кивнул, проводив взглядом каплю пота, упавшую с моего лба на рукав его пиджака.

— Я этого не хотел, Пуддж, — сказал я. — Они, наверно, пойдут жаловаться братьям, но не я все это начал.

Пуддж поставил меня на асфальт, подошел к мальчикам, все еще стоявшим на ступеньках, и внимательно посмотрел каждому из них в лицо.

— Поднимите вашего друга и отведите его куда-нибудь, где он сможет умыться и почиститься, — приказал он. — Если бы на вашем месте был я, то позаботился бы о том, чтобы в школе не придавали значения таким вещам. Чем меньше посторонних будет знать о том, что здесь случилось, тем лучше будет для всех вас.

Мальчики медленно прошли мимо Пудджа, изо всех сил стараясь не смотреть ему в лицо, наклонились и подняли Майкла на ноги. Спереди его рубашка вся пропиталась кровью и прилипла к телу, как вторая кожа, голова болталась, свисая на сторону, он не мог самостоятельно держаться на ногах. Я смотрел как его уволакивали прочь. Теперь, когда мой гнев выплеснулся, я жалел, что не уклонился от этой драки, как делал много раз прежде. Я посмотрел вниз и увидел большие красные пятна — единственное свидетельство случившегося. Толпа зевак быстро рассеялась, не столько напуганная появлением Пудджа, сколько из-за того, что зрелище закончилось.

Пуддж похлопал меня по плечу и кивнул на все еще валявшиеся на тротуаре учебники.

— Будет лучше всего, если ты их быстренько подберешь, и мы с тобой уйдем отсюда.

— Мне очень жаль, Пуддж. Я не хотел, чтобы все так вышло. Он просто искал повода подраться, а я свалял дурака и дал ему такой повод.

Пуддж стоял надо мной, глядя, как я собираю учебники и тетради в мою школьную сумку.

— Дурак здесь был только один, и, конечно, не ты. Этот парень искал, о кого можно было бы безопасно почесать кулаки, а к тому времени, когда выяснилось, что насчет тебя он ошибся, он уже успел потерять кварту-другую крови.