— Прекрасно. Завтра я с Домиником отправлюсь в Ниццу. Это не очень далеко отсюда. Не мог бы ты приехать за нами и отвезти нас в Марсель? Нам хочется прокатиться морем. Встретимся в порту, скажем, без четверти шесть. Идет?
— Идет.
— Спасибо, Фернан. Ты получишь двадцать тысяч.
Поднимается южный ветер, и «Рабыню морей» начинает раскачивать еще сильнее. На гребне невысоких волн появляются первые барашки. Доминик, став совершенно прозрачным, жалобно стонет. Когда он смотрит глазами умирающего на жующего Фернана, его желудок сжимается, и он делает новый прыжок к борту. Ренар чувствует себя ненамного лучше, но он не хочет этого показать Фернану и принужденно улыбается. Неожиданно улыбка слетает с его лица: мотор заглох.
— Сволочь! — кричит рыбак.
— Что случилось? — стонет Лабесс.
— Авария! Эта старая развалина все время меня подводит… Как только начинается ветер…
— Что будем делать? — с беспокойством спрашивает Ренар.
— Натянем парус!
С ловкостью, поразительной для человека его возраста, Фернан загромождает палубу веревками, вонючими сетями и бежит к мачте, пнув на ходу заглохший и дымящийся мотор. Он ловко натягивает канат, поднимая прекрасный голубой выгоревший на солнце парус. Ветер надувает развевающуюся ткань.
«Рабыню морей» подкидывает на пенистых гребнях волн. Лабесс и Ренар прижимают к себе набитые деньгами чемоданы с материнской нежностью. Они охвачены сильным неконтролируемым страхом, заставляющим их дрожать. Душа Лабесса рвется с тоской к тихому гаражу: увидит ли он его еще? Он думает о Божьей каре. Он украл, и Бог покарал его. Лабесс крестится. Ренар, напротив, думает о вопиющей несправедливости. Утонуть с такими деньгами кажется ему утонченной жестокостью судьбы. Глядя на мчащиеся по небу черные тучи, он не может удержаться от ругательств. Ветер усиливается. Лабесс и Ренар смотрят с внутренним содроганием на крупные катящиеся на них волны. Чтобы не видеть этой мрачной и зловещей картины, они закрывают глаза.
И только Фернан чувствует себя в своей стихии. С улыбкой на губах он держит рукой руль, громко разговаривая с волнами и подбадривая свою шхуну.
Фернан обожает шторм. Вероятно, он немного сумасшедший.
Наморщив лоб, Лутрель сосредоточивается. Его пальцы пробегают по уложенным на столе пачкам банкнот, затем он что-то пишет на листе бумаги, поднимает голову, оглядывает присутствующих, откладывает ручку, откидывается назад. Сунув большие пальцы в кармашки своего жилета, он сообщает:
— Здесь ровно тридцать три миллиона.
Первым реагирует Ноди. Он крестится и шепчет, наклонившись над столом:
— Мои дорогие, мои любимые…
Сидящие в углу комнаты Лабесс и Ренар поздравляют друг друга, чокаясь рюмками с анисовой водкой. Жена Лабесса Рене с вожделением смотрит на гору купюр и восклицает:
— Матерь Божья, как это красиво — куча денег!
Ее замечание вызывает дружный смех.
— Это самая красивая операция в послевоенное время! — комментирует Ренар.
Все взгляды устремляются на Лутреля, спокойно поднимающего рюмку.
— Чин-чин, — ограничивается Лутрель.
Слышится звон рюмок. Немного оглушенные собственной победой, мужчины молча пьют.
К Лабессу возвращается хорошее настроение. Он забывает о своей морской болезни, выпячивает грудь колесом. Однако на катере он пережил неприятные минуты раскаяния и отчаяния. Когда они причалили к бухте неподалеку от Кавалера, Доминик окончательно раскис и с минуты на минуту ждал появления полиции. Было около трех часов дня. Их морские странствия продолжались девять часов. В то время как Фернан отправился на поиски механика, способного починить мотор «Рабыни морей», Доминик и Ренар, схватив чемоданы в руки, отправились в тихое спокойное бистро, где их приняли, как потерпевших кораблекрушение.
Цыган знал, как связаться с Лутрелем. Допив кофе, он закрылся в телефонной кабине и попросил соединить его с Марселем. Вернувшись к бару, он прошептал:
— Через час он будет здесь.
Лутрель был пунктуален. Сидя за рулем «рено», он спокойно иронизировал по поводу их неудачной морской прогулки. Трое мужчин беспрепятственно доехали до Марселя, не встретив по дороге ни одного заграждения.
7
Рюмки опустели. Рене обходит стол, наполняя их заново, и возвращается на свое место в тот момент, когда Лутрель, сделав глубокую затяжку и выдохнув дым, берет слово:
— Сейчас мы должны перейти к дележу. Вот что я решил. Каждый из нас получит по одному миллиону. На первое время этого вполне достаточно.
— Как это? — с живостью спрашивает Рене.
Лутрель недовольно смотрит на нее.
— Прежде всего, это избавит женщин от разных глупостей. Вам не кажется, что когда вы прогуливаетесь по пляжу в норках и в кольцах на всех пальцах, то это привлекает внимание?
— Я не такая идиотка, — обиженно говорит Рене.
— Не уверен, — обрывает ее Лутрель. — Итак, каждому по миллиону. Остальные деньги мы спрячем здесь, на этой квартире. Ни одному полицейскому не придет в голову, что честный гражданин, участник Сопротивления, мог участвовать в налете. Днем, когда Доминик и его жена будут находиться в гараже, на вахте останется Анри. Замечания есть?