Гангстеры

Янсен резко оборвал разговор. Некоторое время Конни стоял с телефонной трубкой в руке и смотрел на Аниту, которая застыла перед ним, сложив руки на груди. Такого взгляда Конни, по счастью, не видел долгое время: пытливо ищущего погрешности и слишком часто их находящего. Конни это не нравилось. Такой взгляд он замечал и у других женщин, особенно когда они, прервав оживленный разговор с подругой, критически осматривают своих детей. В радостном и беспечно скачущем малыше такая мамаша непременно замечает болезнь в зачаточном виде — детскую заразу или кое-что похуже, а если не удается заподозрить хворь, то ребенка необходимо постричь, почистить ногти, отвести к логопеду или сменить штаны, на которых появилось пятнышко грязи. Будто единственная радость, которую приносил ей этот ребенок, заключалась в возможности исправлять большие и маленькие недостатки в бесконечной бескомпромиссной борьбе с несовершенством. Этот взгляд всегда одинаково удручал Конни, особенно если сначала он предназначался ребенку, а секунду спустя, без изменений — ему самому. Конни старался избегать таких взглядов, но на этот раз встретил его без колебаний и спустя мгновение увидел, как выражение критической оценки сменилось вопросительным, с оттенком отчаяния, которое он понимал и разделял. Конни молча вышел из-за стола, подошел к Аните и обнял ее. Оба заплакали, оба «не знали почему, как это ни странно».

Вскоре Анита собралась уходить, но не могла найти своего мобильного телефона. Они искали во всей конторе. Конни набрал номер, и из утробы Молоха раздались первые такты «Марсельезы».

~~~

Один из вопросов анкеты Конни, по результатам которой был написан рапорт «Свидетель 2003», звучал следующим образом: «Если бы Вас призвали к исполнению данной обязанности, при условии угроз со стороны обвиняемого, отказались ли бы Вы от исполнения долга перед судом, поелику таковое требует пренебречь собственной безопасностью, ценимой более долга?» То, что многие отвечали на вопросы анкеты, несмотря на сложные и обстоятельные формулировки, может показаться удивительным. Слово «поелику» заставляет задуматься особенно. Конни использовал это старомодное выражение сам, совершенно естественно, не задумываясь над тем, что оно может показаться несовременным. Полуразложившийся человек в реклайнере принял Конни за кого-то другого и, очевидно, решил, что тот работает на Посланника. В качестве решающего доказательства понтифик сослался на характерные для последнего выражения. «Поелику» оказалось одним из них. Чуть позже Конни и сам услышал это выражение из уст «сволочи министерской», но не придал этому особого значения. Он был слишком потрясен и напуган, чтобы обращать внимание на такие детали, пусть впоследствии они и оказались решающими. Речь шла о старомодных словах, которые лишь немногие по-прежнему используют с непринужденностью, оправдывающей их использование в анкете, распространяемой в широких кругах. Этого оказалось достаточно, чтобы заподозрить связь между двумя людьми. По иронии судьбы именно эти безосновательные подозрения вскоре привели к тому, что связь и в самом деле обозначилась, то есть подозрения оправдались, а учитывая, что всякая человеческая судьба «со временем становится легендой», можно сказать, что они были небезосновательны с самого начала.

Часы показывали одну минуту шестого, когда в дверь конторы «Институт Лангбру» позвонили. На пороге стоял незнакомец — один из тех, кого Конни обыкновенно обозначал как «среднестатистический человек», старше шестидесяти, но моложе семидесяти, в сером пальто и старомодной шляпе. Серая фигура произнесла:

— Добрый день. Это Конни Ланг?

— Да, — Конни кивнул и отступил в сторону, пропуская гостя в холл. В движениях этого человека было нечто массивное и тяжелое, но все же ловкое. Впечатление лишь усилилось, когда он снял пальто и шляпу и пригладил ладонью седые волосы. Все это он проделал без приглашения, словно подобное поведение было в порядке вещей.

— А вы кто? — спросил Конни. Он закрыл дверь и запер на задвижку.

Гость повернулся к Конни и произнес, протянув руку:

— Большинство зовет меня Посланник.

Пожимая руку, Конни почувствовал запах леса, аромат хвои.

— Не холодный, лабораторный, искусственный запах… Больше похоже на теплый, даже знойный день посреди большого леса…

Почувствовав аромат, Конни увидел и глаза этого человека — светло-голубые, почти прозрачные глаза, как небо над белой полоской далекого горизонта.

— Посланник или Эрлинг? — спросил Конни.

В ответном взгляде человека, который предпочитал, чтобы его называли Посланником, была лишь малая частица того холода, который этот взгляд мог выражать, но и этого хватило, чтобы вызвать очень неприятное чувство.

— Вернемся к этому позже, — произнес он. — Нам есть о чем поговорить.

— Вы знаете, где моя дочь? — спросил Конни.

Гость повернулся к входу в кабинет, сделал шаг в сторону, снова повернулся к Конни и пристально посмотрел на него:

— Нет.