Гангстеры

— Так на горизонте возник ты, — сказал он мне. Об этом Конни намекал и раньше, но, пусть любопытство и давало о себе знать, я воздерживался от более подробных расспросов. Я рассчитывал, что он сам перейдет к этой теме, и, если бы я дал понять, что ухожу — из-за усталости или по причине ссоры, — он наверняка выложил бы эту карту, чтобы задержать меня, лично признав мою причастность.

~~~

«Дело» уходило корнями в старую историю, которая так и не получила завершения. Рассказывать эту историю можно по-разному, рассматривая с различных точек зрения, поэтому было так сложно очертить границы «дела» и обозначить время и место, где оно началось, равно как и предсказать, чем закончится. Многих фигурантов давно не было в живых, потому не стоило тревожить их прах, а некоторые еще были живы, но не знали о своей причастности и, возможно, должны были оставаться в неведении до конца жизни. Время от времени возникали новые действующие лица: поначалу непричастные и невинные, в силу любопытства или жадности они вскоре становились скомпрометированы. Пытаясь описать эту путаницу, некоторые рассказчики использовали образы «закваски» и «опухоли». Каталогизация документов, имеющих отношение к делу, потребовала бы огромных ресурсов и участия специалистов и экспертов из всевозможных областей. Попытка разделить историю на несколько эпизодов, снабдив каждый из них собственным наименованием и обозначив ответственное лицо, привела к возникновению модели, по структуре напоминающей современное предприятие или государственное правительство с его департаментами и начальниками на различных уровнях.

Один из эпизодов имел место в семидесятые годы. Редактор мужского журнала напал на некий след. Под мужским журналом подразумеваем еженедельник с обнаженными дамами на обложке и разнообразным содержанием, адресованным публике мужского пола, где относительно незначительные события раздувались до масштабов «дела», если проступок был совершен высокопоставленной персоной или кем-то из приближенных.

«След», обнаруженный редактором, был таков: шведское промышленное предприятие производило и поставляло Третьему рейху детали вооружения, в нарушение шведского закона и политики нейтралитета. Два человека — рабочий завода и пожилой журналист — обнаружили это, и оба погибли при невыясненных обстоятельствах. Было проведено расследование, в ходе которого не нашли ничего, что говорило бы о совершении преступления.

Но редактор обнаружил материал, который доказывал, что журналист, живущий одном из домов пригорода Бромма, был лишен жизни насильственно. Электрическим током. Это было видно на фотографиях, изображающих ожоги на икре ноги, — фотографиях, которые сначала были засекречены, а затем удивительным образом стали доступны.

Теперь это промышленное предприятие являлось частью большого концерна, который частично принадлежал, но, в первую очередь, контролировался неким бизнесменом, иногда обозначаемым как «промышленный магнат». Со временем он стал принимать участие в политической деятельности правого блока, а в преддверии выборов семьдесят девятого года выступал претендентом на пост министра в новом составе правительства. Такой заметной персоне было что терять: разоблачение его предприятия как поставщика гитлеровской армии пусть и относилось к темному историческому прошлому страны, все же могло сильно скомпрометировать политика и быть использовано противниками.

Однако редактор был не единственным, кто располагал этим материалом. Скорее, факты достались ему в более или менее готовом виде от старого друга, который раздобыл их с риском для жизни. Старый друг был богемным музыкантом: когда-то они с редактором играли в одном «оркестре», самое обсуждаемое выступление которого состоялось на нелегальном фестивале у Йердет.

Богемный друг собирал материал, свидетельства, косвенные, а порой и прямые доказательства в самых невероятных местах, а потом обнаружил старого журналиста мертвым в его доме в Бромма. Кроме того, некоторые сведения он получил из первых рук, так как он и тот самый бизнесмен имели одну любовницу на двоих. Последнее обстоятельство делало богемного друга ненадежным источником — возможно, им руководили сомнительные мотивы. В деле наверняка была замешана ревность, а также жажда мщения и просто корысть.

Такую предысторию услышал Конни. В сухом, деловом изложении Посланника каждое упоминание «мужского журнала» сопровождалось объяснением, которое стало почти комичным, равно как и обозначение «оркестр» применительно к коллективу, который Конни идентифицировал как «Гарри Лайм Груп» — революционную группу, существовавшую тридцать пять лет назад.

— Мне это знакомо… — сказал Конни.

— Да, события описаны в романе. Не вполне корректно, разумеется, но примерно. Пришлось кое-что подправить…

— Подправить?

— Я поговорил с молодым писателем. Дал ему ряд рекомендаций.

— Рекомендаций?

— Инструкций. Чтобы он не наступал на мозоли некоторым людям.

— Я поверил в тех братьев, — сказал Конни. — А в историю — нет.