В который раз проходя по коридорам, я услышал из-за неплотно закрытой двери мелодию очень хорошо знакомой мне песни…
…И Андрей закричал: «Я покину причал,
Если Ты мне откроешь секрет!»
А Спаситель ответил: «Спокойно, Андрей,
Никакого секрета здесь нет!»
Видишь, там, на горе
Возвышается крест,
Под ним десяток солдат,
Повиси-ка на нём!
А когда надоест,
Возвращайся назад,
Гулять по воде, гулять по воде,
Гулять по воде со мной! [6]
Вот так заявка… Захожу, постаравшись, чтобы потише, уселся рядом и стал тихонечко подпевать второй куплет. Поначалу Тонкс даже не поняла, что она в комнате не одна, потому припев мы уже орали на два голоса. И только потом она спохватилась.
- Что, понравилась музыка? Ох, забыла дверь закрыть!
- Ну да, понравилась, – улыбнулся я, оглядываясь по сторонам.
- Мне такое тоже нравится. Давно слушаю, чуть ли не с первого курса. Папа когда-то из Армении привёз, он ездил туда после землетрясения. Как-то называлось место, уже точно не помню... Сипак или Сапак…
- Ты имеешь в виду Спитак? Это ведь там было землетрясение в восемьдесят восьмом.
- Точно! Так вот, он ездил туда, и попросил русских коллег записать пару кассет для меня. Вот и слушаю их с тех пор. Даже гитару у родителей выпросила, чтобы самой научиться играть. Вон она лежит, иногда играю под настроение.
- Можно, возьму?
- Бери, только зачем она тебе? Ты ж играть не умеешь!
- Ну-ну, это ты так думаешь, – усмехнулся я, взял гитару, провёл по струнам, да и запел песню, которую Тонкс однозначно должна была знать…
Дождь,
Звонкой пеленой
Наполнил небо майский дождь.
Гром
Прогремел по крышам,
Распугал всех кошек гром.
Я открыл окно, и весёлый ветер
Разметал всё на столе,
Глупые стихи, что писал я в душной
И унылой пустоте… [7]
Тонкс слушала меня, широко распахнув глаза и рот.
- Ничего себе… – только и смогла она сказать, когда песня закончилась. – Ты-то её откуда знаешь?
- Оттуда, – снова ехидно усмехнулся я. – Когда-нибудь расскажу по секрету.
Ещё бы не знать, хе-хе, слышал столько раз, причём в том числе и в живом исполнении автора. Но до поры об этом знать никому не обязательно.
- Ловлю на слове! – улыбнулась Тонкс. – А ещё можешь?
- Ещё? Конечно, могу, – и вслед за этим я спел «Я хочу быть с тобой» всё того же старого доброго «Наутилуса». И мне показалось, что в глазах Тонкс блестят… слёзы? Но виду она не подала, и пообещала никому про наш секрет не рассказывать. Так что Бродяга ничего не узнал… или всё же сделал вид, что не узнал?
Разговор с ним таки состоялся четвёртого числа.
- Вот что, крестник, – сказал с порога Сириус, едва мы собрались вечером в гостиной. – Поскольку здесь, кроме нас с тобой, никого сейчас нет, можем поговорить откровенно. Я уже говорил тебе, что хочу объявить тебя наследником рода Блэк. Вся проблема в том, что я сейчас не могу просто так выйти в Косой переулок и сходить в «Гринготтс», чтобы заверить это официально у тамошнего нотариуса. С точки зрения нашего министерства, я до сих пор – разыскиваемый преступник, коего сказано убить на месте при поимке.
- Давно можно было подать прошение на суд.
- Я и подавал, даже дважды. Пока зону топтал, вертухаи моё прошение прямо при мне в парашу выкинули. А когда бежал, так давал Дамблдору, и с тех пор ни бумаги этой не видел, ни слова о суде Дамблдор не говорил.
- Меня терзают смутные сомнения… Что-то мне подсказывает, что Дамблдор есть та персона, которая поболее иных заинтересована в твоём НЫНЕШНЕМ статусе, то есть бесправного беглеца, которым можно вертеть как угодно.
- Объясни.
- Как-то в разговорах проскакивало, что ты был официально объявлен моим крёстным отцом.
- Да, и присягу приносил, и у нотариуса в «Гринготтсе» это зарегистрировали. И заявлял я, что ни при каких условиях не буду сам или через третьих лиц совершать вред крестнику или его родителям. Залогом этого выступили моя жизнь и магическая сила.
- Ну, учитывая то, что ты до сих пор живой и при магии, клятва до сих пор действует.
- Да, только тогда это в рассмотрение не приняли.
- А тут уж как с полицией в большом мире. Пока сам доказательную базу не соберёшь, твоим прошением легко сможет подтереться любой рядовой необученный. И никто ему даже замечания за это не объявит. Мы не с конкретным лицом судиться собираемся, а с системой. А чтобы вырваться из её цепких лап, надобно бить врага его же оружием. То есть – собирать любые, подчёркиваю – ЛЮБЫЕ, бумажки, могущие выступить в твою защиту. Если нотариус ещё жив и не сбежал, прихватив с собой всё, что нажито непосильным трудом, то бумаги должны остаться.
- Дело говоришь! – обрадовался Сириус, тут же схватив кусок пергамента и начав что-то писать.
- Вот что, – сказал он мне спустя минут пятнадцать. – Написал я в «Гринготтс» поверенному рода. Он должен прислать в ответе все бумаги по моему делу, в том числе и текст той клятвы, которую я давал Сохатому и Лили. Вот только потом что делать?