— Ничего, так обойдусь.
Он вызвал Хорсен. Ответил сам Гранин. Телефонист передал ему данные для стрельбы по скоплению финнов за лощинкой.
— А где Гончаров? — спросил Гранин.
— Ранен, — ответил телефонист и передал трубку Гончарову.
Гончаров рассердился на телефониста: никто ему не поручал докладывать о ранении.
— В каком вы состоянии? — спрашивал Гранин. — Можете руководить бойцами?
— Могу. Ранен осколком мины в ногу.
— Сейчас пришлю катер за ранеными. Держитесь до его прихода. Потом сдадите командование товарищу Бархатову.
— Прошу огня за лощинку, — сказал Гончаров.
— Хорошо, переговорю с «катюшей», — обещал Гранин. — Поправляйте ее…
Малокалиберная «катюша» неведомо как попала на Хорсен.
Пушка — противотанковая, но в отряде ее произвели в «противокатерную». В ожидании противника она кочевала по Хорсену без дела, пока Гранин не сказал Пивоварову: «Прибери ты, Федор Георгиевич, эту пушку-прямушку к рукам. Болтается она зря. А когда дело потребует, не успеет добраться до места боя».
Пивоваров разработал целую систему наступательных действий хорсенской «катюши». В различных пунктах острова для нее построили дзоты с просторными амбразурами. Пушка появлялась то в одном, то в другом укрытии и, не дожидаясь нападения финнов, сама задирала противника, да так, что соседние с нею подразделения ругали артиллеристов: на ее малые снаряды финны отвечали шестидюймовыми. В первые же недели она разбила три дзота, подбила катер и взяла под контроль пути между островом Порсэ, к западу от Хорсена, и городом Вестервик на материке. Иногда часами продолжалась дуэль «катюши» с батареями противника, а к концу дуэли, когда финские артиллеристы свирепели, за нее вступались тяжелые орудия Утиного мыса.
Сейчас «хорсенская артиллерия» весь свой огонь сосредоточила на лощинке перед скалой на юге Эльмхольма.
Обстреливать эту лощинку, не рискуя попасть в своих, могла только малокалиберная «катюша», снаряды которой ложились точно на позиции финнов. В то же время отделение Богданыча, находившееся рядом с обстреливаемым районом, оставалось в безопасности.
А Гончаров истекал кровью на скале. Он скрыл от Гранина, что ранен тяжело. Прошло несколько часов. Ранило и санитара Парамошкова, но от Гончарова он по-прежнему не отходил. Гончаров старался не двигаться, лежа в яме возле телефона.
— Сруби, Сиваш, палку, — просил он телефониста, — хоть с костылем пойду в атаку.
Еще засветло за ранеными пришел катер.
Гончаров вызвал Бархатова:
— Обеспечь погрузку всех серьезно раненных, никого не оставлять.
— Некоторые терпят. Просятся остаться до атаки…
— Ни за что. Застонут, испортят бойцам настроение. И убитых собери: хоронить невозможно, а это действует на людей.
Раненых отнесли на катер. Один сам пробежал согнувшись.
— Вернуть! — приказал Гончаров.
Раненый вернулся, подполз к политруку. Это был молодой матрос из пополнения.
— Впервые в бою?
— В первый раз.
— Куда ранен?
Матрос смутился.
— В корму он ранен, — подсказал санитар Парамошков, с трудом приподнявшись. — Я его перевязывал. В мякоти пуля застряла.
— А бегает лихо. Воевать можешь?
— Разрешите остаться, товарищ политрук? — Матрос не решался смотреть Гончарову в глаза.
— Марш в лощину! И никогда в лазарет не спеши.
К Гончарову подполз Бархатов.
— Теперь вас понесем, товарищ командир.
— Идите! Несите Парамошкова, отправляйте катер, не задерживайте.
— Вызывай, Сиваш, Гранина! — приказал Бархатов, убедившись, что Гончаров добровольно с острова не уйдет.
Телефонист хотел было сказать, что связи нет — снова прервалась. Но Бархатов зло взглянул на недогадливого телефониста, выхватил трубку и закричал в безмолвный телефон:
— Алло, алло!.. «Осока»? «Осока»? Я «Камыш». Вы меня слышите? Товарища шестого к телефону…
Косясь на Гончарова, Бархатов подождал с минуту и продолжал:
— Здравия желаю, товарищ шестой. Докладывает временный комиссар Бархатов. Наш командир не подчиняется приказу и не эвакуируется в госпиталь… Слушаю… Есть повторить приказание: немедленно отправить политрука в санчасть!..
Гончаров протянул руку к трубке, но Бархатов сообразил.
— «Осока»! «Осока»! — надрывался он. — Тьфу, черт, опять обрыв. «Осока»!..
Он зло швырнул трубку и мигнул телефонисту:
— А ну, давай выполнять приказание капитана.
Они подняли Гончарова на руки и, согнувшись, понесли вниз на катер.
Парамошков, сдерживая стоны, сам пополз вниз.
Бархатов и телефонист, сдав на катер Гончарова, вернулись и подхватили Парамошкова.
Уже с катера Гончаров крикнул:
— Руководство обороной скалы возлагаю на Бархатова. На коммуниста Бархатова!.. Держитесь, товарищи!..
Катер ушел.
Бархатов подумал: «Как же без комиссара? Ни один бой не обходился без комиссара».
Он спустился вперед в лощинку, к Богданычу, члену партийного бюро отряда.
— Ты, Саша, будешь за комиссара…
— Хорошо, — согласился Богданыч. — Макатахин, командуй разведчиками, пока я не вернусь. Только, чур, без приказа вперед не лезть!..
«Что же прежде всего должен делать комиссар? — размышлял Богданыч, поднимаясь вместе с Бархатовым на скалу. — Прежде всего — объединить людей».