Например, Сципион не предусмотрел каких-либо условий политического урегулирования между Карфагеном и Массанассой, а в переговорах между ними о союзе, которые он Карфагену навязал, ставил его в невыгодные условия. Пределов аппетитов Массанассы установить никто, кроме римлян, не мог, а римляне не хотели. Возникала ситуация, используя которую, римское правительство обретало возможность постоянно вмешиваться в африканские дела, выступая в роли арбитра и одновременно высшей инстанции при решении любых спорных вопросов, а также при желании отнять у Карфагена какие-то территории. Правда, усиливая Массанассу, Рим выращивал в Африке для себя и нового потенциального врага, что позже и сказалось во время Югуртинской войны, однако эта перспектива была слишком неопределенной.
Однако Ганнибал не видел другого выхода. Ему было ясно, что продолжать войну в данный момент Карфаген не может, что, сохранив свое существование, он сумеет восстановить силы, а тогда можно будет попытаться добиться реванша. Поэтому он и старался убедить сограждан принять римские условия.
Но народ не спешил соглашаться! Торговцы и ремесленники, опасаясь потерять все, что они имели, требовали продолжать войну, угрожали грабить магистратов, отдающих римлянам хлеб, они не желали слушать даже Ганнибала, и полководец, не привыкший к возражениям, на какое-то время потерял выдержку. Но в итоге сумел убедить своих соотечественников в необходимости заключения мира. Транспортные суда и людей возвратили римлянам, заплатили за потери и в итоге карфагенские послы в сопровождении Луция Ветурия Филона, Марка Марция Раллы и Луция Корнелия Сципиона, брата командующего, отправились в Рим.
Во время переговоров произошел любопытный эпизод. Один из сенаторов спросил Гасдрубала, свидетельством каких богов пунийцы скрепят договор, если тех, кого призывали раньше, обманули. «Тех же самых, — отвечал Гасдрубал, — которые были так враждебны к нарушителям соглашений». В конце концов, сенат решил поручить Сципиону окончательно заключить мир на условиях, которые он сочтет подходящими. Римляне теперь были настроены в высшей степени примирительно: карфагенские послы просили разрешить им выкупить 200 пленных из знати, а сенат велел доставить их в Африку и там после успешного завершения переговоров отпустить без выкупа.
Наконец, уже в лагере Сципиона, мирный договор был скреплен подписями и печатями. Заключение мирного договора, которого Ганнибал так настойчиво добивался, знаменовало собой полное крушение всех его грандиозных планов. Ведь он был побежден, и теперь никто не знал, какой будет его судьба. Мог ли пунийский полководец рассчитывать на чью-либо поддержку? Да, ведь именно с именем Ганнибала прочно связывали идею реванша, и именно это привлекало к нему всех, кто не хотел мирного договора.
На первых порах основным объектом политической борьбы стал вопрос о виновниках поражения. Ганнибала привлекли к суду за то, что он не пожелал овладеть Римом и присвоил добычу, захваченную в Италии. Впрочем, полководец ответил, что ему не дали победить мелочность и противодействие карфагенского совета.
Учитывая что миром были довольны далеко не все, в совете господствовало подавленное настроение, многие плакали, а сам Ганнибал в этот момент смеялся. Гасдрубал Гэд, который ездил в Рим на переговоры с сенатом, позволил себе упрекнуть полководца в таком поведении, но Ганнибал ответил:
— Если бы у кого-нибудь душу так же можно было видеть, как видно выражение лица, то вы все легко бы поняли, что этот смех, который ты бранишь, исходит не от веселого, а от почти обезумевшего от несчастий сердца. Он, однако, не до такой степени неуместен, как эти ваши нелепые и отвратительные слезы. Тогда надо было плакать, когда у нас отняли оружие, сожгли корабли, запретили вести войны с внешними врагами: ведь от этой раны мы погибаем. Конечно, следует думать, что римляне руководствовались ненавистью к вам. Ни одно государство не может жить в покое. Если оно не имеет врага вовне, оно находит его внутри, подобно тому, как слишком сильные тела кажутся защищенными от внешних воздействий, но тяготятся своими собственными силами. Конечно, мы ощущаем из бедствий государства то, что затрагивает частные интересы; ничто в них не поражает больнее, чем потеря денег. Итак, когда с Карфагена стаскивали победоносные доспехи, когда вы видели, что его оставляют безоружным и голым среди стольких вооруженных африканских племен, никто не рыдал; теперь, потому что нужно собирать дань из частных средств, вы проливаете слезы, как будто на похоронах государства. Боюсь, как бы вы очень скоро не почувствовали, что сегодня плакали из-за ничтожнейшей беды.
Ганнибал упрекал карфагенский совет в полном равнодушии к интересам государства. Он говорил, что именно он довел Карфаген до его теперешнего бедственного положения. И он находил внимательную и сочувствующую аудиторию. Видимо, именно поддержка народных масс привела Ганнибала на высшую должность в государстве: он стал суффетом.
Глава 19
Карфагенский политик