Ганнибал-Победитель

В тот вечер моего чёрного раба уже не было на свете. А я сижу здесь и ногтем выцарапываю мёртвые буквы. Мои способности к сочинительству отказывают мне. Я очень плохо начал последний отрывок. Возможно, изъяны моего текста исправит последующая обработка? Не знаю. Я даже не уверен в том, что хочу улучшить запись. Вдруг её недочёты можно обратить на пользу? Когда я буду просматривать эти заметки в более благоприятное время, мне может прийти в голову, как с ними поступить. Какой-нибудь недостаток может молниеносно превратиться в стих небывалой красоты, а сарказм — вылиться в строку, исполненную могучей силы. Кто посмеет обвинять скорпиона в ядовитости? Ведь таким его сотворили боги. И даже если мне никогда не достичь высот эпического слога, не добиться сильнейшего поэтического воздействия, разве не прочтут читатели между строк то, что я хотел сказать, разве не докопаются они до substantifique moelle, или соли, сути моих записей в рабочей тетради?

IV

С раннего утра у меня была возможность спокойно посидеть, выводя ногтем получающиеся не самыми красивыми буквы. Я мог без помех со стороны предаваться письму. Каждый раз, когда мне приходит в голову какая-нибудь нужда, я собираюсь кликнуть своего верного слугу, но тут же спохватываюсь и вынужден проглотить свою просьбу. С острым чувством неловкости я прихожу к выводу, что в большей части кажущегося мне необходимым на самом деле потребности нет и, следовательно, я гонял Астера исключительно ради своих капризов и прихотей, коих у меня всегда в избытке. Я ворчал и привередничал, я требовал вещи, за которыми мне достаточно было протянуть руку. Теперь мне не к кому придираться, некого ставить на место, не на ком вымещать дурное настроение. Бог стукнул кулаком, и в моём непосредственном окружении образовалась пустота, которая будет отныне преследовать меня, где бы я ни находился и куда бы ни шёл. Поистине, вместо бывшего в моём распоряжении раба со мной рядом его противоположность, Антираб. Этот Антираб являет собой дыру, он глух и слеп, руки его не действуют, а ноги пригвождены к месту. Отныне я должен признать его, Антираба. Признать Астера я так и не удосужился.

Смерть распространяет своё влияние не только на нашу ограниченную жизнь.

Ганнибалово войско снова разбило лагерь на берегу реки. Река упорно продолжает называться Исарой и столь же упорно выказывает свой сумасшедший норов: она то впадает в буйство, то изображает кротость и пришибленность. Собственно говоря, мы остановились в городе. Паразиты бежали из него, прихватив, что успели, — не очень много, поскольку город вместе с окрестностями служит яблоком раздора между различными кельтскими племенами. Сам я обосновался в бревенчатом доме или хижине. Как и большинство здешних построек, он стоит на склоне горы. Дом, можно сказать, наполовину врыт в землю, так что задняя его сторона скорее напоминает землянку. Благодаря почве, камням и дёрну он кажется более сопряжённым с толщей земли, нежели с окружающим воздухом. «Разве проще строить таким образом, чем закладывать спереди более высокий фундамент?» — качая головой, спрашиваю я себя.

Помимо меня, в хижине поселились ещё двое. Так уж получилось, вернее, эти двое действовали довольно активно. Бальтанд-«я ищу приключений» достанет кого хочешь. Вторым стал Негг — «герой, разорвавший солдатский пояс». У Бальтанда тоже погиб раб во время вероломного нападения аллоброгов, но кожаный мешок ему удалось спасти — теперь он стоит в углу хижины, и Бальтанд, видимо, рассчитывает, что я, домосед, стерегу его. Сам же хозяин мешка по обыкновению где-то бегает, за что я был бы только благодарен, если бы сия суетня не давала ему потом столько поводов для болтовни.

А на Негге действительно, в один роковой для него день, лопнул солдатский пояс, за что он был изгнан из кельтского воинского сословия. Обжоры и выпивохи, кельты, однако, не выносят полноты. Толстякам приходится платить за это. Неприлично толстых ожидает наказание, которое определяется разными способами. У солдат в ходу пояс стандартного размера, с помощью которого и выявляют, кого допускать в свою братию, а кого нет. Негг действительно поперёк себя толще, хотя мускулов у него хватит на троих, к тому же он проворен, лёгок и гибок. Но ни сила, ни невероятной быстроты реакция не помогли Неггу, когда он животом разорвал пояс, уронив его к ногам. У Негга не было родственников, они все умерли. А это имеет большое значение — у кельтов, как и у других народов. Никто не болел за него, а потому никто не посоветовал Неггу поголодать и довести своё бренное тело до приемлемых размеров. Возможно, он ещё навредил себе острым языком.