Ганнибал. Роман о Карфагене

— Я слишком стар для таких проделок. — Антигон потерся спиной о сосну, чудом зацепившуюся корнями за расщелину, и запахнул плащ. — А старикам подобает мирно возлежать на ложе и не слишком часто выходить из дома.

Ночь была холодной и ясной, в небе роились и мерцали звезды. После долгих дождей и снегопада земля окончательно размокла и превратилась в сплошное грязное месиво. Они стояли на недавно вскопанной и укрепленной площадке с наружной стороны вала. Раньше здесь находился передовой сторожевой пост римлян. Отсюда можно было не только наблюдать за подступами к перевалу и Аппиевой дороге, но и в случае необходимости быстро перекрыть их.

— Ты из тех, кто никогда не стареет, — чуть помедлив, отозвался Ганнибал.

— Мое тело так не считает.

— Ну, если ты еще и со своим телом разговариваешь… — неожиданно резко сказал Ганнибал, — тогда никого не вини, кроме себя.

Внезапно он откинулся на спину, вытянул ноги и мгновенно заснул. Дыхание его было ровным и спокойным. Грек предпочел и дальше сидеть прислонившись к сосне, хотя внутри у него все словно налилось свинцом. Усталость сковала руки и нога, она просачивалась в мозг, но не усыпляла его, а, наоборот, вызывала в нем расплывчатые образы и пробуждала воспоминания, обрывки которых упорно не желали складываться в цельную картину. Затем усталость постепенно ушла, но осталось напряжение, заставлявшее по-новому воспринимать окружающий мир. Звезды на небе и лежащий в трех шагах завернувшийся в пурпурный плащ стратег, догорающие костры, звуки шагов и голоса перекликающихся между собой часовых, запах влажной кожи, мокрой ткани, навоза, чеснока, вина и запекшейся крови. Этот запах был присущ тысячам ночей, прошедших с начала страшной, изнурительной для обеих враждующих сторон войны, охватившей постепенно почти всю Ойкумену… Если бы не мужество мерно посапывающего рядом человека, не его полководческий дар и не знание им великого множества военных хитростей, Кархедон давно бы уже пал. Вряд ли его обитателям удалось бы больше трех лет продержаться за могучими стенами. Только стратег, соглашавшийся ночевать в палатке при условии, если у всех его солдат была крыша над головой, и питавшийся с ними из одного котла, еще мог спасти город от почти неминуемой гибели. Воины просто боготворили Ганнибала. За все эти годы его предал только один командир — Муттин, — и то лишь потому, что был доведен до отчаяния глупостью и упрямством своего непосредственного начальника. Лишь двести двадцать иберов после одного неудачного для стратега небольшого сражения перебежали к врагу, а точнее, к пять раз избиравшемуся консулом Клавдию Марцеллу, прозванному «палачом Сицилии» и год назад погибшему под Петерией. Меч Рима — так прозвали его — был сломан, а Щит Рима — Квант Фабий Максим — превратился в дряхлого старика.

И тут на помощь Вечному городу пришел случай в лице юного Публия Корнелия Сципиона. Он долго присматривался издалека к действиям Ганнибала, а потом, хорошо усвоив его приемы, приступил к перегруппировке римских войск в Иберии и обучению легионеров новым правилам ведения боя. Сципион заменил схожее с фалангой линейное построение легионов подвижными соединениями. Но в первую очередь его успехам способствовали бессмысленные приказы старейшин, вынуждавшие Гадзрубала и Магона дробить свои силы. Однако сокрушительное поражение пунов в Иберии неожиданно имело благоприятные последствия. Ни разумные доводы, ни мольбы, ни длинные послания, ни хитроумные интриги не могли поколебать упорствующих в своем упрямстве членов Совета. И только угроза полнейшего краха вынудила их пойти на уступки и послать на помощь Ганнибалу относительно большую армию. Правда, в Италию она шла неверным путем, а возглавлял ее человек, которому следовало бы остаться в Иберии, ибо только он был способен спасти ее от окончательного захвата римлянами. Но соединение двух армий позволяло забыть про эту страну, ибо после совместных действий Гадзрубала и его старшего брата в Италии уже не было бы Сената и никто бы не смог отозвать юного Корнелия в Рим, где, по сведениям лазутчиков, царила сейчас полнейшая паника.

На иссиня-черное небо выкатился желтый, чуть приплюснутый диск полной луны. По лицу Ганнибала медленно поползла тень от голой ветви. Возле стратега на мгновение остановились двое караульных, постоянно обходившие лагерь. Потом галл зашагал дальше, а ливиец низко склонился над Ганнибалом. Антигон, раскорячась, как краб, бесшумно отполз в сторону, сжал рукоять меча и напрягся, готовясь к прыжку. Ведь жизнь человека, изумлявшего весь мир и ставшего для Рима воплощением кошмара, сейчас воистину висела на волоске. Достаточно было нанести один удар кинжалом, и…