Ганс

Я приоткрываю дверь всего на несколько дюймов, затем закрываю ее, и замки снова выполняют свою автоматическую функцию.

«Хорошо», — выдыхаю я. «Доверься процессу».

Не сводя глаз с мониторов, я иду в дальнюю часть комнаты и открываю первую дверь на задней стене. Шкаф, из которого Ганс достал свою одежду.

Полки заставлены стопками одежды. Вся в оттенках черного и серого.

Я беру черную толстовку с капюшоном. У Ганса не так много жира, но он высокий и стройный, поэтому, когда я надеваю эту одежду, она достаточно просторна для моей пухлой фигуры. Она также такая длинная, что такой же длины, как мои шорты.

Я хватаю пару носков и засовываю их в карман толстовки, затем закрываю шкаф.

Я продолжаю поглядывать на мониторы, но поскольку я уже встала, я не могу удержаться и не проверить другие двери.

За второй дверью находится шкаф, полный дорожных сумок и коробок с электроникой.

Третья дверь открывает шкаф, полный непортящихся продуктов. В основном безвкусные вещи, упаковки вещей, которые я видела в магазинах для кемпинга. Но есть также полупустой ящик Skittles, яркая упаковка которых резко контрастирует со всем остальным.

Я беру пачку.

Подойдя к последней двери, я открываю ее и снова чувствую, как холодок пробегает по моей коже.

За четвертой дверью — еще одна дверь. Тяжелая металлическая, как та, через которую мы сюда пришли. Но эта ведет в другую сторону. К заднему двору. Где больше ничего быть не должно.

Я захлопываю дверцу шкафа и спешу обратно к креслу.

Колеса немного скользят, когда я натягиваю на ноги носки большего размера.

Несколько видов на экране — это полуразрушенный дом в конце нашей маленькой улицы, но я не трачу время на просмотр этих каналов. Я не знаю, зачем ему камеры в этом месте, но он туда не пойдет. Он пойдет ко мне домой.

Мой дом, который появляется в большинстве ракурсов.

Я поднимаю руку и касаюсь экрана, на котором видны большие окна моей гостиной.

Поскольку снаружи темно, а внутри моего дома горит свет, легко увидеть то, что внутри. Я вижу свой диван, часть своего рабочего стола и часть проема, ведущего на кухню.

Ганс сидел прямо здесь — я держусь за подлокотники кресла — и он заглядывал прямо в мой дом.

В моем животе разливается тепло.

Моя реакция на Ганса всегда была более чем.

Я проявляла к нему больший интерес, чем следовало бы.

Я зациклилась на нем. Думала о нем. Фантазировала о нем. Думала о том, чтобы раздеться в окне моей спальни, просто в надежде, что он увидит меня. И захочет меня.

Я никогда этого не делала, но хотела.

И это… Он наблюдает за мной. Или что это такое. Я знаю, что это неправильно.

И я знаю, что мне не следует чувствовать себя так чертовски хорошо по этому поводу.

Но мне не хочется с этим бороться.

Я знаю, кто я. И я не маленькая.

Мое рассеянное внимание. Мои попытки выпекать, которые, как я знаю, далеко не так хороши, как у моей мамы. Мое сверх-пышное тело, которое я не собираюсь менять.

Все мои отношения были поверхностными. Весело, пока они длились, но ничего особенного.

Мои родители воспитали во мне высокую самооценку. И в основном она у меня есть. Но часть меня просто предположила, что я буду одной из тех одиноких женщин. И меня это устраивало. Я это приняла.

Я оглядываюсь на другие экраны, гадая, может ли он заглянуть в мою спальню.

Мои мышцы пресса напрягаются, когда я просто думаю об этом.

Видел ли он, как я трогаю себя?

Сидел бы он здесь, сжимая свой большой член, и дрочил бы, наблюдая?

Я оглядываюсь по сторонам, пытаясь найти окно своей спальни, но хорошего вида из него не видно.

Я возвращаюсь к камере с видом на гостиную и вскрикиваю.

Потому что там Ганс.

Внутри моего дома.

ГЛАВА 65

Ганс

Я пересекаю гостиную Кассандры и запираю засов на ее входной двери.

Предполагая, что она наблюдает за мной и не ослушается меня, покинув мою безопасную комнату, я останавливаюсь перед панорамным окном и поднимаю руку с растопыренными пальцами, давая ей знать, что вернусь через пять минут.

Затем я поворачиваюсь и иду обратно к задней части ее дома.

Человек снаружи наверняка мертв.

Моя прелестная маленькая Бабочка выстрелила ему прямо в кадык.

Я думаю, это был несчастный случай, но все равно это чертовски хороший выстрел.

Хотя мне пора уходить, я иду на кухню. Там есть кое-что для меня.

На стойке, рядом с плитой с подносом сгоревшего печенья, лежит стикер. Как и все остальные, сложенные в моей тумбочке. И я знаю, что она собиралась отдать его мне.

Я прочитал слова.

Печенье из обугленной сладкой кукурузы.

«Ах, Господи». Я качаю головой. «Почему, Бабочка?»

Я подталкиваю одну, и она скользит по сковороде. По крайней мере, они не застряли.

Оно кажется сухим, и когда я его беру, от него отваливаются маленькие кусочки. Но я беру печенье рассыпчатым, а не мокрым, как в прошлой партии.

Широко открыв рот, я заталкиваю все это в рот.

Мое горло невольно сжимается, интенсивный вкус костра подавляет мои чувства. Но я жую.

Нуждаясь в небольшой помощи, я подхожу к раковине и открываю кран. Я наклоняюсь, подставляю рот под струю и делаю глоток воды.