Ганс и Грета

Его хмль совершенно прошелъ, по-крайней-мр Гансъ уже не шатался. Ему стало стыдно, что онъ плакалъ; имъ овладло бшенство; лобъ его сморщился и блые крпкіе зубы заскрежетали. Ему попался подъ ногу большой камень, упавшій, вроятно, съ повозки, нагруженной камнями, которые предназначались для фундамента новаго зданія школы. Онъ схватилъ этотъ огромный камень своими сильными руками и кинулъ его въ прудъ съ такою силою, что вода вся такъ и всколыхнулась вокругъ.

Гансъ вскарабкался на крутую темную лстницу. Въ первый разъ въ жизни онъ проклиналъ ее за то, что она была такъ темна и крута. Онъ подошелъ къ двери своей горенки. Дверь всегда была отворена; у него нечего было украсть,- но сегодня, втеръ, проникну въ черезъ ветхую кровлю, затворилъ ее. Пробоя у замка не было. Гансъ даже не потрудился поискать его! Онъ ощупалъ замокъ и разомъ выдернулъ его. Въ комнат было такъ же темно, какъ и на двор. Гансъ началъ искать ошупью столикъ, на который обыкновенно ставилъ свчу и спички, но не находилъ его. Продолжая поиски, онъ ударился головою о карнизъ большаго стннаго шкапа. – Проклятый! – закричалъ онъ въ бшенств и ударилъ его ногой.

И старый шкапъ, ссохшійся отъ солнечнаго жара, изъеденный червями и покрытый пятнами отъ сырости, рухнулъ какъ карточный домикъ, такъ что доски полетли на голову и на плечи Ганса. – Этого еще не доставало! – прошиплъ онъ. – По мн хоть весь свтъ провались въ преисподнюю!

Онъ наконецъ припомнилъ, гд долженъ былъ находиться столикъ, на которомъ стоялъ жестяной подсвчникъ и лежали спички. Гансъ сначала зажегъ разомъ объ стну съ полдюжины спичекъ, а затмъ и свчу, едва видневшуюся изъ подсвчника. Что онъ тутъ натворилъ? Боже мой! Волосы у него стали дыбомъ. Самъ лукавый пвисилъ на то мсто, гд стоялъ шкапъ, отцовское ружье, охотничью сумку, пантронташъ и пороховницу!

Надо прочесть «Отче нашъ», можетъ быть призракъ исчезнетъ, и Гансъ хотлъ молиться, но слова не шли ему на умъ! Его зубы стучали, какъ въ лихорадк. А ружье все висло на прежнемъ мст и стволъ его блестлъ при свтъ свчи.

Онъ глухо захохоталъ.

– Глупости! – сказалъ онъ. – Это не призракъ, а просто отцовское ружье и баста! Оно, врно, висло за шкапомъ, или нтъ, въ шкапу. Задняя стнка шкапа еще цла. Въ шкап врно было двойное дно. Правда, онъ не былъ такъ глубокъ, какъ ему бы следовало быть… Старикъ умно придумалъ! А они то искали, искали и ничего не нашли! Ослы! Теперь ружье принадлежитъ мн!

Онъ отодвинулъ свчу, снялъ дрожащими руками, ружье со стены и осмотрелъ его со всхъ сторонъ. Лихорадоч¬ная веселость овладела имъ.

Онъ смялся про себя.

– Къ ног! Заряжай! Прицеливайся! ГІали! – Онъ вложить въ дуло шомполъ. Зарядъ былъ еще въ винтовке.

Гансъ устремилъ глаза на одну точку.

– А что, если я завтра утромъ пойду да застрлю Якова Кернера? Можетъ быть, лучше подождать, пока онъ пройдетъ мимо меня въ церковь, или лучше убить его, когда онъ вместе съ ней будетъ возвращаться оттуда? Или пойти поохотиться на оленей въ лсъ? Вдь называюсь же они меня браконьеромъ и моего отца тоже? Зачмъ же мне быть лучше моего отца? Клаусъ увидитъ, какъ я съ ними раздлаюсь! А тамъ стану копить деньги, куплю себе домикъ съ землей и, на зло ей, женюсь на Анн.

Его мысли путались. Ему представлялось, что передъ нимъ стоитъ Грета, потомъ она превратилась въ Анну, и наконецъ въ оленя, бгущаго по Ландграфскому ущелью! Свча догорала. Гансъ едва усплъ завернуть ружье и вс принадлежности въ дырявый лоскутъ сукна и спрятать его за тесовой обшивкой на чердак, гд лежалъ еще до сихъ поръ его дтскiй самострлъ. Потомъ онъ ощупью воротился въ свою комнату, бросился, не раздваясь, на постель и заснулъ крпкимъ сномъ, измученный боле непривычнымъ душевнымъ состояніемъ, нежели предъидущей попойкой.

IX.

Вс разбранили Ганса бродягой и лнтяемъ, когда булочникъ отказалъ ему отъ мста, и никто въ деревн не хотлъ нанять его въ работники; теперь же, когда онъ нашелъ себ работу на мельниц Эрнеста Репке, это опять имъ было не понутру. Говорили, что у Репке не станетъ служить ни одинъ честный работникъ. Г. Репке мало-по-малу разсчиталъ, или скоре, разогналъ всхъ деревенскихъ парней и нанялъ себ работниковъ даже не изъ сосднихъ деревень, а откуда-то издалека. Если Репке длалъ теперь исключенiе въ пользу Ганса, то онъ, врно, иилъ на это свои причины. Люди, обладающіе живымъ воображеніемъ, утверждали даже, что на гипсовую мельницу поступали съ костомольни кости, которыя скоре годились бы на кладбище, чмъ на мельницу.

Дошло до того, что всякій, кто проходилъ мимо мельницы и слышалъ раздающійся тамъ шумъ колесъ, испытывалъ невольный ужасъ и бормоталъ про себя краткую молитву.

Гансу самому была не посердцу его новая работа. Одна крайность и твердое намреніе не покидать деревни, пока все не поршится, заставили его обратиться къ Репке и привязывали къ этому мсту!