Ганс и Грета

Недаромъ разспрашивалъ Гансъ; охотничье чутье его не обманывало. Г. Яковъ Кернеръ еще настойчивѣе прежняго ухаживалъ за Гретой; но дѣлалъ это, какъ подобаетъ солидному человѣку, тихо, осторожно, и обращался въ этомъ щекотливомъ дѣлѣ болѣе къ отцу, нежели къ дочери. Онъ жаловался старику, что не въ состояніи справиться съ своимъ большимъ хозяйствомъ безъ помощи молодой, домовитой хозяйки, какой современемъ обѣщала сдѣлаться Грета, и потомъ мимоходомъ спрашивалъ: дѣйствительно ли школьный учитель желаетъ купить лужокъ рядомъ съ своимъ лугомъ; онъ, Яковъ Кернеръ, всегда готовъ услужить другу и дешево уступить эти нѣсколько десятинъ. У него и безъ нихъ останется довольно земли, – онъ человѣкъ скромный въ своихъ требованіяхъ и съ нимъ легко сторговаться. Пусть г. школьный учитель все обдумаетъ, дѣло не спѣшное, а Кернеръ умѣетъ ждать. Г. школьный учитель обдумалъ это дѣло и рѣшилъ, что вышеупомянутый лужокъ нельзя продать дешевле того, что проситъ съ него Кернеръ; но если бъ Грета вышла за Якова, ему и покупать этой земли не было бы надобности; все бы у нихъ было общее – вѣдь Грета его единственная дочь. Г. Яковъ Кернеръ, должно быть, смотрѣлъ на дѣло съ той же точки зрѣнія и, кажется только изъ осторожности не высказывался; поэтому школьный учитель счелъ своимъ долгомъ ободрить его. Именно въ тотъ вечеръ, когда Гансъ понапрасну прождалъ Грету у пруда, школьный учитель навелъ разговоръ на эту тему къ великому горю молодой девушки. Она пришла въ совершенное отчаяніе, когда, не предвидя конца совѣщанію, ей пришлось, убравъ все въ домѣ, снять лампу съ кухоннаго окна и присоединиться къ собесѣдникамъ. Тутъ тихій разговоръ, продолжавшійся такъ долго, оборвался и принялъ оборотъ, который менѣе всего могъ вознаградить Грету за несостоявшееся свиданіе.

Г. Кернеръ сообщилъ, что былъ вчера въ шинкѣ въ то время, когда лѣсничій Бостельманъ разсказывалъ внимательно слушавшимъ его крестьянамъ, что вотъ уже двѣ недѣли въ лесу опять появились браконьеры, и осыпалъ всевозможными проклятіями этихъ бездѣльниковъ. Одному не справиться съ этимъ, говорилъ лѣсничій, у этого негодяя долженъ быть, по крайней мере, одинъ помощникъ. Въ послѣдній разъ онъ, Бостельманъ, пришелъ на мѣсто преступленія не позже десяти минутъ послѣ выстрѣла; животное, вероятно, было убито на повалъ и тотчасъ выпотрошено, такъ какъ внутренности, найденныя имъ тутъ же на мѣстѣ, были еще теплы. Но не было и слѣда ни убитаго животиаго, ни воровъ; а между темъ обыкновенный человѣкъ не въ состояніи стащить десятипудоваго оленя; это только подъ силу великану! Повторяется таже исторія, что прежде, когда еще этимъ дѣломъ занимался старый плутъ. Ученье пошло въ прокъ. Они всѣ, то есть присутствовавшіе крестьяне, переглянулись; но никто не сказалъ ни слова, а лѣсничій, взявъ ружье, скоро ушелъ, уверяя, что сегодня ночью опять что-нибудь да приключится.

Во время разсказа своего, г. Кернеръ точно такъ переглянулся съ учителемъ, какъ, вероятно, переглядывались крестьяне въ шинкѣ, при разсказе Бостельмана. У Греты морозъ пробежалъ по коже. Боже мой, что хотятъ они этимъ сказать? Неужели и въ этомъ они обвиняютъ беднаго Ганса?

Грета сидела съ вязаньемъ въ рукахъ, не смея поднять глазъ, и едва переводила духъ отъ страха, что вотъ они выскажутъ страшное обвиненіе, что браконьерь никто иной, какъ Гансъ! Но они ничего не сказали, и г. Кернеръ наконецъ всталъ и ушелъ.

Отецъ посвѣтилъ ему до двери и, заперевъ ее, воротился въ комнату. Грета сидѣла все въ томъ же положенiи, устремивъ глаза на вязанье, спицы котораго двигались быстрѣе, чѣмъ слѣдовало. Старикъ нѣсколько разъ прошелся взадъ и впередъ по маленькой комнаткѣ. У Греты сердце заныло; ей казалось, что она умретъ, если заговоритъ; но всетаки она заговорила, и не узнала своего собствѳннаго голоса; ей чудилось, что кто-то другой говорить за нее: «Вѣдь вы не думаете, батюшка, что онъ замѣшанъ въ этомъ дѣлѣ?»