— Думаю, наисветлейшее на нас не обидится… Уходим, и поживее. Эта стерва, наверное, уже у Дакара…
Ничем особо ценным поживиться у глодов не светило, так что сборы были недолги. Неказистое оружие быстро разобрали, дерьмовый металл, но обменять в ближайшем селе на бутыль-другой хмельного пойла сойдет. Свои стрелы лучники, кстати, тоже собрали, вернее — вырезали из мертвецов. Гансауля поволокли два здоровяка, Хака наёмники тоже, к счастью, взяли с собой, закинули на лошадь, как мешок. Отряд двинулся вглубь Поганых земель…
— Здравствуй, Дакар! А ты постарел, постарел…
Колдун скривился, пробурчал злобно:
— Не твоё дело, Хельма! Какого лиха тебя принесло? И хватит девкой прикидываться, то не знаю, что тебе за сотню перевалило.
— А может мне так больше нравится. Да не только мне… вон и стража твоя как смотрит…
— Чего надо?
Ведьма усмехнулась:
— Дружок твой — Цукенгшлор — помер.
— С чего это ты решила, что он мой дру…
— Брось, Дакар! Я знаю все. Да и Цукенгшлор любил выпить крепкого вина… и поболтать…
Старик злобно просипел:
— Урод!
— Не стоит так о покойнике. Готовься лучше гостей встречать — Густас целое войско собрал, всерьёз надумал твое золотишко прибрать. С ним теперь ещё и два дурака, ну те, что в фараевы бредни поверили. И Чёрный камень.
— Вот как?! Далеко?
— К вечеру здесь будут…
Старик закружил по своему «аквариуму», сотрясая клубы зелёного тумана стиснутыми кулаками.
— Значит, Цукенгшлор снюхался с Густасом, а тот раздобыл камень… И эти два ублюдка решили меня убрать… Ну да, думали, что с камнем им ничего не грозит. Крауч! Крауч, чтоб тебя! Живо — усилить охрану, и призвать всех глодов — скоро им будет потеха!
Ведьма усмехнулась:
— Камень даже мою силу отнял, еле вырвалась, а ты на глодов рассчитываешь?!
Теперь уже черед колдуна ухмыляться:
— Сама увидишь! А чего это ты взялась мне помогать?
— Ну так Цукенгшлор больше не придет… а золото и место на корабле остались! И в отличие от него я тебя, если помнишь, никогда не подводила.
— Хм… ну ладно, я не жадный, но учти — если чего задумала, я тебя в любом из миров достану…
Потянуло гнилой водой, сыростью, кони недовольно зафыркали, норовя свернуть, а то и развернуться.
— Снова болото. Надо обходить, господин.
— Тащи пленных!
Через миг Хака и Гансауля бросили к ногам Густаса.
— Пойдете вперёд, Шайзер говорил, что тут есть проход. Найдёте — отпущу. Откажитесь идти… — Густас похлопал рукоять меча.
Пленники переглянулись, Гансауль, как всегда молча, шагнул вперёд, зелёная жижа обрадованно чавкнула, хватаясь за потрепанные сапоги. Хак вздохнул, могучая фигура двинулась следом за товарищем. Десяток шагов и мутная вода поднялась до пояса, а ноги вязнут в цепкой грязи по щиколотку. Гансауль подхватил почерневшую рогатину, отломил лишние ветки. Щуп, конечно, хлипковат, но за неимением лучшего… Хак спиной чувствует напряженные взгляды, отряд Густаса замер, все как один уставились на пленников. Шаг, ещё шаг… твердь под ногой всё хлипче, ноги вязнут, идти все тяжелее. Хак смахнул выступивший пот, с тревогой смотрит на Гансауля, а тот прет, словно слон по лужам, жить что ли дураку надоело? Глухо чвакнуло, Хак выругался, оставив сапог в трясине. Пошарил босой ногой, но тщетно, пришлось ковылять дальше в одном сапоге. Гансауль проломился через жиденькие заросли высокой травы, похожей на камыш, попутно сорвал пучок стеблей. Оторвав пушистые макушки, сунул половину Хаку. Тот повертел, не зная зачем ему это, но выбрасывать не стал — Гансауль знает что делает. А идти между тем все тяжелее. Ноги проваливаются по колено, каждый раз приходится выдирать из трясины, с холодком по спине от того, что другая нога уходит ещё чуточку глубже. Так он далеко не пройдет…