Я и раньше его упоминал. Говорил, что у него есть телевизор и я иногда смотрю передачи. Говорил, что в нашем альбоме имеются карточки, на которых я снят с Иналом и с его конем.
И все-таки до сих пор вы с Иналом хорошенько не познакомились, — я виноват. Мне обидно, что я делаю это так поздно. Ведь Инал, как и тракторист Холак, самые дорогие и самые интересные для меня люди в Сунжа-Юрте, если не считать, конечно, бабушки, мамы и дяди Абу. Инал приходится нам дальним родственником. Только это не главное. Родственники тоже бывают разные. Есть ведь у ингушей пословица: «Лучше хороший сосед, чем плохой родственник». А Инал всем хорош. Бабушка говорит, что родство для него не пустые слова, что он родственник не только по крови, но и по душе. Не легко заслужить такую оценку у бабушки! Что касается меня, то я уважаю и люблю Инала за смелость и лихость, за то, что самые горячие и своенравные кони ему подчиняются.
Нравится мне еще, что он добрый. Хотя это и не сразу видно. Лицо у Инала неулыбчивое, глаза строгие. Кажется, что объездчик в любую минуту готов задать тебе трепку. Но только я давно понял: внешность у него обманчивая, на самом деле Инал — сама доброта!
Правда, я знаю случаи, когда Инал вдруг становился резким и злым — это когда видел, как люди жестоко обращались с животными…
Инал меня тоже любит. В карманах у него всегда найдется что-нибудь вкусное: то абрикос, то яблоко, а то и шоколадная конфета. Я не успею поздороваться, как он уже протягивает мне угощение.
Работа у Инала трудная, но интересная. И тут я завидую ему не меньше, чем трактористу Холаку. Инал объезжает лошадей, готовя их к упряжке.
Нынешний конь Инала и помог мне отомстить Сулейману. Конь этот горяч до невозможности, задира и брыкуша. Его и в табун поэтому не пускают: он там другим коням проходу не дает. Только одного И́нала он слушается. Ну, если уж говорить до конца, и меня тоже немножко…
Несколько раз объездчик сажал меня на своего горячего скакуна, предупреждая, впрочем, чтобы я покрепче держался в седле и воли коню не давал.
— Если он почувствует, что у тебя слабая рука, — говорил Инал, — быть беде…
Наверное, у меня была все-таки твердая рука, потому что конь Инала шел подо мной хорошо, норова не показывал. Во всяком случае, я теперь часто гонял его к Сунже на водопой, и все обходилось без происшествий.
Отсидев до обеда с примочкой у виска и перебрав по крайней мере десять способов мщения Сулейману, но не придумав ничего, я решил выйти на улицу. Только я шагнул за калитку, как увидел Инала со своим конем. Объездчик тер его скребницей, которую поминутно окунал в ведро с водой.
Я подошел ближе. Инал кивнул мне и тут же полез в карман за угощением. На сей раз это была ириска.
— Не хочешь ли прокатиться? — спросил меня Инал, бросив скребницу и насухо вытирая коня тряпкой.
— Хочу! — обрадовался я.
— Ну, скачи. Только на Сунже долго не задерживайся…
Я повернул коня, и он понес меня по улице. Мы миновали аптеку, медпункт, на котором работал Иван Иванович. Сейчас нужно было проехать мимо сельмага.
И тут я увидел Сулеймана…
Если б Сулейман не тронулся с места, я бы мимо проехал и бровью не шевельнул. Но он побежал, и я не мог удержаться, чтобы не последовать за ним.
— Айт! — крикнул я и, понукая коня, ударил его по бокам босыми ногами.
В один миг я догнал Сулеймана. Как быстро он ни бежал, а конь был проворнее.
Когда морда скакуна почти вплотную приблизилась к нему, он обернулся, испуганно поднял руку, и тогда кулек, который он до сих пор придерживал локтем, скользнул вниз.
— Соль! Моя соль! — ахнул Сулейман.
Я остановил коня прямо над кульком. Сулейман хотел нагнуться. Наверное, для того чтобы достать кулек. Но я заставил лошадь сделать еще один шаг, и Сулейману пришлось отступить.
— Соль! Соль! — повторял он, прижимаясь к плетню и глядя расширенными от страха глазами то на меня, то на морду коня, то на кулек.
Между тем кулек лопнул, и соль белым ручейком хлынула на землю.
Я смотрел на Сулеймана без всякой жалости — строго, словно легендарный Баадул на преступника.
— Теперь давай поговорим, — сказал я ему. — Может быть, ты посмеешь повторить то, что кричал утром? Ну-ка, попробуй!
Конь нагнул морду и принялся с жадностью поедать соль.
— Сейчас ты узнаешь, щенок, какой я судья! — Голос у меня был грозный, грознее, чем у Баадула. — Я тебе за все отплачу!
— Соль! — жалобно пискнул Сулейман и боязливо протянул руку к коню. — Гапур, пусть он не ест… Меня мама в магазин послала за солью, она мясо солит… Что же я теперь буду делать?
— Сейчас мой конь съест твою соль, а потом примется за тебя, — спокойно и насмешливо сказал я. — Ну, будешь еще дразнить меня судьей? Отвечай!
Сулейман был так напуган, что не мог слова вымолвить. Ведь конь уже уничтожил всю соль и теперь зло косился на него, будто действительно требовал человечины.
— Что молчишь? — продолжал я. — Говори, а то плохо придется!
— Не… не буду… дразнить…
В горле у Сулеймана хлюпало, словно там дождь шел.
— Поклянись! — не отставал я.