– Надо начисто покончить с неправдой, а для этого средство одно: общее восстание. По мне, пускай еще перебьют! Чем раньше, тем лучше. Тогда-то и начнется!
– Это так.
– Устали мы от разговоров. Туси хочет сражаться. Когда мы узнали про бойню в Янауанке, многие говорили: «Хоть бы сюда пришли! Руки чешутся пострелять!» У нас немало людей, служивших в армии, и оружия хватит!
– И у нас есть оружие, – сказал посланец селенья Ондорес.
– В Пильао те, кто в армии служил, держатся вместе.
– Думаю, человек триста наберется и в лощине Чаупиуаранги.
– Прибавь триста человек в пампе.
– У вас народ служилый, а у нас тертый! – засмеялся посланец Янакачи.
Высокий подышал на руки, ветер дул очень холодный.
– Надо вот о чем договориться.
– О чем?
– На случай, если опять начнется бойня…
– Так что?
– Каждое селенье должно собрать отряд.
– Можно мосты подорвать.
– Главное – штаб. Вы в армии служили, знаете: главное – командование.
– Ему смерти нет.
– То-то и оно.
– Так что ты хочешь сказать?
– Значит, создаем штаб и готовим восстание.
– А как это?
– Каждый из нас потихоньку сколотит у себя боевую группу. В каждом селенье есть бывшие солдаты, капралы и сержанты. Убедите их! Пускай достанут оружие. Всякий сброд, воры, скотокрады знают, где его купить. Поговорите с ними!
– А потом?
– На охоту ходите или там что, тренируйтесь.
– Давайте организуем штаб!
– Этого никто знать не должен.
– Никто и не узнает!
– Переменим имена. Гадов очень много. Будем называться по-другому. Я, например, буду Янакоча, а ты – Хунин. Получишь письмо или записку, подписано «Янакоча», и знаешь – от кого. А ты будешь Амбо.
– А я Туси.
– Я – Сан-Рафаэль, ты – Ранкас.
– Лучше не свои селенья, а чужие, трудней нас поймать.
– Идет?
– Идет.
К востоку от Каменного Леса сверкнула молния. В ее ярком свете все увидели гневное лицо человека из Туси.
– Давно меня тянет поразмяться.
Человек из Амбо засмеялся:
– Видно, здорово тянет! Жребий ты себе вытянул.
И его бесстыдный смех взвился выше каменных петухов, сто тысяч лет сражавшихся друг с другом.
Послесловие
Фантастические хроники Мануэля Скорсы
Четыре собранных в этом издании произведения Скорсы – эти необычные фантастические хроники – привлекают не только сочетанием юмора и драматизма, факта и легенды, сна и документа, но и новизной художественных приемов. И вместе с тем в них проявляется свежесть видения мира, которая свойственна целому ряду латиноамериканских писателей.
Бывали времена, когда значительное явление в латиноамериканской литературе могло остаться не замеченным на других материках, потому что мало кто ожидал от южной части Нового Света великих открытий в сфере прозы. Ныне существует иная опасность – затеряться в обилии известнейших имен на континенте, взрастившем Мигеля Анхеля Астуриаса и Алехо Карпентьера, Габриэля Гарсиа Маркеса и Хуана Карлоса Онетти, Хуана Рульфо и Карлоса Фуэнтеса, Жоржи Амаду и Хулио Кортасара, Аугусто Роа Бастоса и Марио Бенедетти, Мигеля Отеро Сильву и Марио Варгаса Льосу. Чем объяснить такое воистину «тропическое цветение» латиноамериканской прозы? Аргентинский критик Ноэ Хитрик не без основания иронизировал над теми, кому она представлялась «добрым дикарем», врывающимся со всей своей девственной энергией в более или менее обветшалый цивилизованный мир».
[4]Латиноамериканские писатели прекрасно знакомы с европейской и североамериканской культурой и вбирают ее так же творчески, как те соки, которыми питает их собственная реальность, чья глубинные пласты вскрывают они в своих произведениях. Одним из таких крупнейших писателей, снискавших широкую популярность, является перуанец Мануэль Скорса.Скорса родился в 1928 г. в Лиме, но вскоре семья уехала в одну из горных провинций. «Детство мое прошло в Акории, в одной из деревень Уанкавилки в Андах. Я сызмальства знаю, что такое индейская община, являющаяся, на мой взгляд, самой благородной частью современного общества»,
[5]– скажет впоследствии Скорса и подчеркнет в другом интервью, что, принадлежа «к самому низшему слою класса плебеев», он рано изведал участь бедняка и горечь жизни. Зато перед ним открылись сокровища народного творчества, не иссякающего в Перу, где почти половина населения говорит на древнем индейском языке кечуа игде хранится память о древнейших цивилизациях.Память эта воскресает в магических повериях, ритуалах, преданиях и мифах. Среди индейцев, окружавших Скорсу в детстве, «жили во всем своем великолепия пронесенные сквозь века понятия обитателей Анд об окружающей их среде о взаимоотношениях с холмами и небом, озерами, и ущельями, горной флорой фауной и сказочными существами, населяющими как этот мир, так и миры под нами и над нами».
[6]Оттуда Скорса вынесет убеждение, что «магия является одной из. наших в высшей мере народных традиций… мифы, легенды и сказки переходят у нас из уст в уста». [7]