Он закрыл глаза и поджал ноги. Так немного теплее. Ни о чем не думать, ни о чем не размышлять. Не вспоминать о праздниках, о запахе леса в доме, об аппетитно пахнущей еде, о радостном настроении. Не вспоминать о прошлом, потому что его уже нет.
Но прежде чем он заснул недолгим, прерываемым дрожью сном, перед ним снова появился образ женщины, которую он любил и по которой тосковал. Он знал, что больше никогда ее не увидит, и покорно поддался мечте, благодаря которой оставался в живых.
Утро было снежным, с неба продолжал сыпаться белый пух. Она взглянула на градусник. Минус двенадцать. Оделась потеплее, натянула шерстяные полосатые носки и набросила на плечи пушистую шаль. Теперь она была похожа не на директора, а скорее на деревенскую женщину.
Тост с треском выскочил на кухонный стол. Ну и пусть — какое значение имеет еда? Она положила на хлеб сыр с тмином и включила отопление. С тарелкой и чашкой горячего чая прошла в комнату, где после смерти матери стоял компьютер.
Тихо шумел дисковод. «Word 2000» был не особенно хорош, зависал уже столько раз, что это начинало ее раздражать. В сочельник не работают. Как встретишь сочельник, так и весь год проведешь.
Первый сочельник без матери. Без ее безучастного, почти неощутимого присутствия, без слез и бессвязных воспоминаний — разве можно так сильно зависеть от прошлого! Мать в последние годы вызывала у нее только жалость. Чем сильнее было это чувство, тем с большей добротой старалась она относиться к матери. Жалость ставила под сомнение ее представления о себе как о хорошем человеке. Жалость — это превосходство, физический недостаток, неспособность сочувствовать и сопереживать, но, к сожалению, именно жалость переполняла все ее существо, когда мать дрожащей рукой подавала облатку, а ее глаза становились красными, опухшими от невыплаканных слез.
— Никому не позволяй поступить с тобой так, как поступил со мной твой отец, никогда, — просила она, — обещай мне.
Обещание ничего не стоило и, что самое важное, ни к чему ее не обязывало. Она была уверена, что не смогла бы так, как мать, заклиниться на одном человеке. Зациклиться на нем вместо того, чтобы жить.
— Уничтожь, обязательно уничтожь все бумаги, пусть ничего не останется, — встревоженно просила мать, когда она сидела у ее кровати в больнице. — Обещай мне это. Прости меня, я думала, так будет лучше для тебя…
О каких бумагах шла речь, она не успела спросить. Мать умерла на следующий день, прямо перед ее приходом. Воспаление легких оказалось смертельным для истощенного организма.
Она просмотрела все бумаги в столе, принадлежавшем когда-то отцу. Документы, подтверждающие право собственности на дом, ее документы, начиная от начальной школы и заканчивая аттестатом, свидетельство о браке родителей — никому не нужное доказательство законности ее появления на свет, медицинское свидетельство о состоянии здоровья матери после перенесенного в молодости туберкулеза, в общем, ничего, что нужно было бы уничтожить.
Просмотром бумаг она и ограничилась, больше ничего сделать не успела. Вещи матери продолжали висеть в шкафу, ожидая, что их приведут в порядок.
НОВЫЙ ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫЙ ПРОДУКТ!
Новый — избитое слово. Сейчас едва ли не все — новость. А может, вернуться к традициям? Не к новому, а, наоборот, к старому, надежному, испытанному?
Попробовать? Нет, люди больше не хотят пробовать, проверять, они устали от бесконечного потока новых вещей — еще более совершенных, еще более необходимых, по еще более доступным ценам.
Пустой экран компьютера, на котором виднелись только панели инструментов, уже не вызывал желания работать. Может, стоит потратить эти три свободных дня, чтобы привести все в порядок?
ПРИВЕДИ В ПОРЯДОК ТО, ЧТО ТЕБЯ ОКРУЖАЕТ. ПОЙМИ, ЧТО ДЛЯ ТЕБЯ ВАЖНО, ЭТО ТВОЙ ВЫБОР!
НАЙДИ ВЕРНОЕ РЕШЕНИЕ!
Нет. Это ужасно.
Нужно обратиться к тому, что людям ближе всего. Но откуда ей знать, что им ближе всего? А что важно для нее самой?
Она встала и подошла к окну. Все вокруг стало белым и казалось нереальным. Долгожданный праздник для счастливых детей. Для детей, которые ждут подарков и проверяют, стоят ли в прихожей мокрые ботинки отца. Для тех, кто ждет.
Когда во двор вышел Лукаш, сын соседей, она отошла от окна. Он вернулся из Франции один, а мать говорила ей, что он там женился.
Ну что ж, мужчины всегда уходят. Она не хотела, чтобы он ее заметил. Не хотела общаться с такими людьми. Они оба были одиноки, это верно, но она всегда была честной. Никому не причинила боли, не оставила супруга с ребенком, как наверняка сделал Лукаш. Она помнила его еще мальчиком — он не хотел с ней играть. Она была младше, а когда тебе одиннадцать лет, вряд ли будешь искать общества пятилетней девочки; она это прекрасно понимает — теперь. А тогда была разочарована и обижена: пока она, сидя на корточках под елкой, пыталась очистить от скорлупы орехи, завернутые в золотую фольгу, он равнодушно сидел за столом с родителями.