Гардемарин Ее Величества. Инкарнация

Я молча кивнул. Привести себя в порядок, выдохнуть, засунуть лицо под холодную воду. И заодно оглядеться по сторонам, чтобы потом будто бы ненароком «вспомнить» какую-нибудь мелочь.

Но думать об этом сейчас почему-то совсем не хотелось. Поднявшись на крыльцо, я вдруг поймал себя на мысли, что все это уже было. Когда-то давным-давно… и немного иначе.

Я возвращался из сада один. Шел… нет, бежал по тропинке, зажимая разодранный локоть. Взлетел на крыльцо по ступенькам в переднюю, промчался мимо веранды и, кажется, споткнулся… Точно, споткнулся, зацепившись сандалей о сбившийся ковер. И ударился головой об петлю, на которой висел крючок — больно!

Невесть откуда взявшееся воспоминание оказалось таким ярким, что я вздрогнул. Наваждение тут же исчезло, растворяясь где-то в прошлом, которое никогда мне не принадлежало.

А крючок остался. Все так же, как и десять лет назад, болтался в дверном проеме впереди. И даже целился в меня острием, будто намекая, что не против снова отведать немного крови… Только теперь он дотянулся бы мне от силы разве что до пояса.

— Ты чего, Вовка? — Дядя легонько тронул меня за плечо. — Совсем все забыл?

— Наоборот, — пробормотал я, — вспомнил…

Глава 7

Я шагнул с крыльца внутрь, переступил порог, и не торопясь двинулся вперед. Только не к крючку и не в сторону уборной, а туда, где на стене висела фотография. Старая, еще черно-белая, и к тому же выцветшая чуть ли не до сепии, хоть чьи-то руки и заботливо поместили ее за стекло и в рамку.

Оттуда на меня смотрели двое пареньков. Один — рослый и крепкий, уже почти юноша, облаченный в форму Тифлисского кадетского корпуса. Второй — совсем мальчишка лет восьми-десяти, уменьшенная копия меня-нынешнего. Одетый в короткие брючки и простенькую рубаху — видимо, забыл подготовиться к фото заранее. Казалось, из-за этого старшему будто бы даже чуть неловко стоять рядом с младшим братом.

Или дело было в возрасте. Разница в семь лет: почти незаметная в зрелости, но огромная пропасть, когда один еще не вырос из детских штанишек, а второй уже примерил первые в жизни солдатские погоны.

Дядя Костя. И мой отец.

Я вдруг заметил, что даже про себя почему-то называю их именно так, а не братьями Острогорскими. Мальчишки на старом фото были мне абсолютно чужими, однако и они, и старая усадьба, и сам дядя…

— Папка твой, — тихо проговорил он. — Помнишь?

Нет. Невозможно.

Если в безупречные протоколы проекта каким-то образом не закралась ошибка, тогда, в две тысячи четвертом, сердце в этой груди не билось восемь с половиной минут. Мозг умер, и серое вещество в голове годилось исключительно в качестве сырья для работы хитроумных Конфигураторов, которые в конечном итоге вылепили из него почти совершенную аналитическую машину. Мощную, производительную, лишенную большей части человеческих слабостей… и пустую. Личность Володи Острогорского исчезла. Окончательно и бесповоротно.

Должна была исчезнуть.

— Помню, — буркнул я.

Наверняка со стороны это выглядело ничуть не сентиментально, а то и вовсе невежливо, но дядя в очередной раз истолковал все по-своему. И снова то ли засмущался, то ли вдруг почувствовал себя виноватым — и поспешил сменить тему.

— Так. Давай бегом руки мыть — и на веранду, — проговорил он. И, набрав воздуха, во всю мощь майорских легких гаркнул: — Марья Васильевна! Чаю!

С прислугой в усадьбе было так себе: стол накрывала не соблазнительная юная горничная, а весьма взрослая дама. Она же, судя по всему, экономка, завхоз, повариха, уборщица, а по совместительству и нянька для восьмилетней Настасьи. Вряд ли дядя совсем уж бедствовал, обладая родовым достоянием и пенсией, положенной кавалеру двух орденов, однако и содержать полноценный штат, похоже, не мог. Или просто не хотел, ограничиваясь всего парой-тройкой человек.

Да уж. Не к такому я привык, совсем не к такому. Для человека моего положения… прежнего положения роскошь с самого младенчества была чем-то самим собой разумеющимся. Наверное, поэтому я ее никогда и не ценил ее сверх меры. В отличие от почти безграничных ресурсов, обладание которыми подразумевает сам факт принадлежности к древнему и могущественному роду. Острогорские же ничем подобным не располагают.

Пока не располагают. Прихваченных из колумбария на Краснослободском кладбище капиталов вряд ли хватит сделать из нас с дядей финансовых магнатов, однако начало они положат. Для начала стоит инвестировать хотя бы пару тысяч в прибыльное дело, потом перевезти семейство в столицу, а потом…

— Так ты это, Вовка, — дядя будто прочитал мои мысли, — надолго к нам? Совсем останешься, или?..

— Или. — Я отодвинул наполовину опустевшую чашку. — Нечего без дела сидеть — поступать буду. В петербургский Морской корпус, на десантное отделение.

Я ответил сразу, не задумываясь. Хотя до этого даже не пытался заглянуть в будущее дальше, чем на пару-тройку дней вперед — слишком уж оно казалось непредсказуемым. Но теперь, когда дядя поинтересовался, я почему-то сразу понял, что, в сущности, и не вижу иных вариантов, кроме как вернуться в свою альма матер.