Гардемарины, вперед!

Вечером этого же дня Никита направился по указанному адресу. Странно, он никогда не был в этой части города. Тесин говорил, что живет за судовой пристанью на канале, соединенном с рекой Прегель, но дорога туда шла вдоль многочисленных складов и магазинов, а потому казалась неинтересной. Кончились пакгаузы, и начались сады. Каналов было несколько, семейство Тесинов жило на третьем в аккуратном, несколько чопорном доме. Дверь открыла насупленная служанка неопределенных лет и, как только он заикнулся о пасторе Тесине, провела его в гостиную.

Вот, значит, где прошли детство и юность Кристиана Тесина. Дом был по-немецки чист, пристоен и неуютен, в гостиной преобладали коричневые тона. Странным казалось, что мягкая улыбка пастора родилась среди этих начищенных до блеска предметов обихода, где шандалы, дверные ручки, подносы, ложки и кофейники пускали днем приличных солнечных зайчиков, а вечером холодно отражали свет свечей, где каждая вещь знала свое место и уже сто лет не посягала на чужую территорию, где строгие гравюры изображали сцены ада и взывали к покаянию, где… Дверь отворилась бесшумно, и в комнату вошел мужчина в старомодном кафтане и тесном парике. Глаза его зорко уставились на Никиту. Конечно, пастор был похож на отца, и не столько чертами лица, сколько манерой говорить, плотно складывать руки на коленях и удивленно шалашиком выстраивать брови.

— Прошу садиться. Мне сказали, что вы имеете что-то сообщить о моем сыне Кристиане. Я слушаю вас.

— К сожалению, я ничего не могу добавить нового к тому, что вам уже известно, — почтительно сказал Никита. — Я просто хотел заверить вас, что сделаю все возможное, чтобы помочь вашему сыну. Несмотря на разницу в возрасте, мы очень сблизились с ним.

— Это, простите, было в армии?

— Да, в русской армии. Пастор Тесин пользовался там большим уважением. Он весьма достойный человек, и я думаю, арест его не более чем недоразумение.

— О, князь, вся наша жизнь полна недоразумений, но некоторые из них кончаются весьма плачевно. Я попытался получить аудиенцию у фельдмаршала Фермора, но мне было отказано.

— Я постараюсь добиться встречи с фельдмаршалом. Я уверен, он поможет.

Господин Тесин искоса глянул на собеседника и изрек философски:

— Если фельдмаршал Фермор до сих пор ничего не сделал для своего духовника, значит он или им недоволен, или есть люди, которые сильнее самого фельдмаршала.

В разговоре возникла неопределенная пауза, и как раз в этот момент в комнату вплыла полная, высокая дама в темно-сером платье под горло и белоснежном чепце. Несколько одутловатое лицо ее было украшено россыпью родимых пятен и пятнышек, они прилепились и к нежным мешочкам под глазами, а одна крупная родинка села прямо на мочку уха. Наверное, в молодости она была красавица и от тех времен сохранила очень прямую спину, уверенный взгляд и навыки в общении, которые в России называли светскими.

— Моя супруга, — представил хозяин вошедшую. — Фрау Тесин, князь знавал Кристиана и был к нему расположен.

— Почему — был? Я и сейчас его очень люблю, — заметил Никита.

— Помогите моему сыну, умоляю вас. Это было так ужасно! Мы ничего не знаем о его судьбе. Где он? Что его ждет? Он такой…

Вошедшая служанка не дала хозяйке кончить фразу, она склонилась к самому уху госпожи и принялась что-то шептать, выразительно показывая на дверь.

— Простите… — С озабоченным лицом фрау Тесин встала и быстро вышла из комнаты.

Служанка бросилась за ней. Господин Тесин удивленно посмотрел вслед ушедшим женщинам и вернулся к разговору.

— А не тот ли вы князь, что вместе с моим сыном участвовал в Цорндорфском сражении?

— Именно я.

— Значит, ваша фамилия Оленев?

— Совершенно правильно.

— Глупая Магда назвала совсем другую фамилию. Ее можно простить. Русские имена так трудны в произношении. Я очень рад видеть вас в добром здравии. Ведь мой сын считал вас погибшим.

— Вот те на, — улыбнулся Никита. — Теперь я понимаю, почему он не искал меня в Кенигсберге.

В глубине дома раздался вдруг пронзительный крик, видимо, детский, потом повторился опять, но уже тише, захлопали двери, словно там играли в прятки, однако лицо хозяина говорило, что звуки эти рождены не невинной игрой. Он покраснел, насупился, ему явно было неудобно перед гостем за беспорядок в его владениях.

— Ах, оставьте меня! — крикнули под самой дверью, и в гостиную протолкнулась женская худощавая фигурка. Войдя в комнату, она не сделала ни шага вперед, а привалилась к дверному косяку. Юное это создание было настолько похоже на Мелитрису, что Никита сразу отвел взгляд, боясь очередного наваждения.