Гардемарины, вперед!

Именно о способах обезвреживания жизнелюбивого барона и ловкой авантюристки Анны Фросс было у них больше всего споров. Эту лихую парочку надо было ловко, ухватив за ботву, выдернуть из среды их обитания, а ямку, где они укоренились, присыпать землей и дерном закрыть, словно их там и не было. Вопрос только стоял — как? Арестовывать барона было нельзя, со временем ему надо было предъявить обвинения, пойдут допросы, очные ставки с Сакромозо, с Блюмом. Кто-нибудь из троих наверняка проболтается, всплывет имя Анны Фросс. Опросные листы со словами «отравительница была камеристкой их высочества великой княгини» в умелых руках могут привести к смене наследника престола. Кроме того, и Никита это отлично понимал, на допросах могло быть названо имя Мелитрисы, а это было еще хуже, чем видеть наследником не Петра Федоровича, а Павла Петровича. Хотя поди разбери, кто из них лучше, смуты бы не было! Да и не мог он предать юную Фике…

Можно было захватить Дица где-нибудь на улице — ночью, тайно, и выдворить из России. Этот способ при полном единодушии отвергли и Лядащев, и Никита. Нельзя выпускать эту шельму безнаказанным. Был и третий вариант, но Лядащев пока о нем умалчивал.

— Диц очень хитер, — говорил он. — Я точно знаю, что он пользуется агентами, которых дал ему Блюм. Но он никогда не ездит на встречи с ними сам.

— Так арестовать надо этих агентов, — неуклюже советовал Никита.

— Нет, рано. Можно, конечно, взять одного из этой шушвали, чтоб Дица пугнуть, посмотреть, как он будет изворачиваться. Но погодим…

— Но ведь любой день может стать роковым для государыни!

— Ну, положим, без Анны Фросс Диц порошков в кофий не насыпет…

— Значит, первоначально надо обезвредить Анну. Правильно я понимаю? Но арестовывать ее нельзя. Похитить из дворца тоже нельзя, там каждый шаг и челяди, и статс-дам проверяется Тайной канцелярией. В лютеранский храм она теперь не ходит. Ну что вы молчите-то, Василий Федорович?

Лядащев не хотел, да и не мог посвящать Оленева во все перипетии дицевского шпионского дела. Армия кишела агентами Фридриха, как гнилой пруд пиявками. Диц — это не просто человек, взявший на себя гнусную роль отравителя, он еще главное звено в какой-то ячейке, у него связи, шифровальщики, свои агенты, которых знает только он, а потому прежде, чем схватить эту акулу за жабры и выбросить на поверхность, недурно бы отловить мелкую рыбешку. От них, пакостников, вреда не меньше, и не воспользоваться удобной ситуацией попросту глупо. Тем более что план обезвреживания барона у Лядащева был таков, что потом его уже не допросишь: либо он арестовывает Дица, и тот немедленно кончает жизнь самоубийством (отчего бы ему не повеситься на шейном платке, крюк в темнице можно заранее вбить), либо разбойники нападают на карету, грабят хозяина, не забывая при этом всадить ему нож под ребра. Варианты безотказные, выбор по обстоятельствам… Хороши варианты тем, что никто не обвинит в убийстве секретный отдел, здесь распоряжается как бы слепая судьба.

— Я так думаю, — сказал наконец Лядащев, — ваша задача выманить Анну из дворца, да так, чтобы она туда не вернулась.

— Я ей напишу, назначу свидание.

— Свидание надо организовать в укромном месте, откуда ее будет удобно изъять.

— А дальше что? — упавшим голосом спросил Никита. Мысль, что он обманом завлекает женщину на смерть, была не из приятных.

— Мы не душегубы, — проворчал Лядащев. — Главное — ее из дворца, а потом и из России удалить. Назначьте ей свидание в доме Мюллера. Хорошее место. И лучше устроить так, чтобы сам Мюллер позвал ее к себе в гости. Вы можете это сделать?

— Могу, — согласился Никита, пожав плечами, — но объясните мне ход ваших мыслей.

— Мыслим попросту, ходим по прямой. Я думаю, что ваш художник — агент Дица. Вы там разберитесь на месте.

— Быть не может! Это такой безобидный человек! — воскликнул Никита и добавил чистосердечно: — Но если он немецкий агент, то вряд ли он скажет мне об этом.

— Да, не княжеское дело изуверские допросы вести! Вы только лишнее что-нибудь не брякните… не спугните.

— Я постараюсь. Но я никогда не видел барона Дица.

— А зачем вам его видеть? Большая радость рожу его лицезреть!

— И все-таки, — упорствовал Никита. — Где я могу его увидеть?

— Диц бывает в театрах, в чужих гостиных и в собственном дому. Дома у него, правда, два.

— Где второй?

Пришлось объяснять расположение и второго жилья барона, князь был въедлив.

Этот разговор и привел Оленева к Гагаринскому особняку. После визуального знакомства с Дицем Никита направился в мастерскую к Мюллеру.

К удивлению автора сего повествования, Мюллер на этот раз был трезв и озабочен, если не сказать — зол. Князя он встретил тем не менее разлюбезно, усадил в относительно чистое кресло с высокой спинкой, такие кресла потом стали называться вольтеровскими, и повел вежливый и вполне светский разговор, мол, давненько вас, ваше сиятельство, видно не было, где обретались, в столице дрова опять вздорожали, а зима обещает быть холодной, потому топливо требует экономии.