Гардемарины, вперед!

Переписчик жил близ Сенной площади в узком, неопрятном проулке. Барон Диц велел поставить карету в устье проулка, теперь следовало найти посыльного. Выбор лакея остановился на юном торговце блинами.

— А скажи, братец, не мог бы ты сбегать во-он в тот дом с красными ставнями и попросить жильца — господина Веритуева — выйти на улицу? Получишь денежку.

Краснощекий торговец перекинул лоток на бок и с готовностью бросился выполнять поручение. Вернулся он очень быстро.

— Хозяйка сказывают, что Веритуева дома нет и не будет. Шибко ругается, барин. Говорит, что господин Веритуев язычник и мытарь, три месяца за квартиру не платил, а теперь как возьмешь, если он под арест попал.

Несмотря на минимальное знание русского языка, барон Диц без всякого перевода понял, в чем дело. Он рывком затащил лакея в карету и крикнул кучеру дурным голосом: «Гони!»

— Когда будет корабль? — спросил он у невозмутимого лакея.

— Вы же знаете, завтра.

— Сегодня я буду ночевать в гостинице. Только бы эта дрянь Фросс явилась вовремя! — Диц нарочно разжигал в себе ненависть к ловкой девице, он ведь не чугунный, тяжело лишать жизни такую красавицу в расцвете лет.

Дача на берегу моря

В доме Оленева мальчишник был в разгаре, когда на негнущихся ногах в библиотеку ввалился Мюллер, сделал два неуверенных шажка вглубь комнаты и вдруг, ухватившись за кресло, тяжело сполз на колени, спрятав лицо под обитый бархатом подлокотник.

Трудно сразу отрешиться от застольного веселья, от еще звучащих в ушах тостов, от размягчивших душу воспоминаний о навигацкой юности под сводами Сухаревой башни, поэтому друзья, прямо скажем, тупо уставились на неожиданного гостя, рты их еще жевали, и наконец Белов, первым закончивший процесс, спросил без интереса:

— Кто это?

Мюллер воспринял вопрос как призыв к откровенности, отер о бархат кресла залитое слезами лицо и, ловя взгляд Никиты, сдавленно возопил:

— Помогите, батюшка князь! Свершилось злодейство! Обман и предательство! Спасите мою девочку! Князь, она не виновата… — Здесь он совершенно растаял, давясь слезами.

— Кто это? — повторил Корсак и бросился поднимать старика, но Мюллер с неожиданной силой стал отбиваться, настаивая на коленопреклоненном положении.

— Да встаньте же, Мюллер! Сашка, налей ему!

Мюллер припал к бокалу, но вино не попадало в рот, расплескивалось по кафтану. Налили второй бокал. На этот раз художнику удалось справиться с трясущимися руками, спасительная влага попала по назначению, и Мюллер, несколько взбодрившись, опустился в кресло. Дальнейший рассказ его был более вразумительным.

— Приехал Диц со слугой. Рожа, я вам скажу, как у палача. Нос эдак вмят, а уши белые, прямо восковые, покойничьи уши. Диц спрашивает: приехала Анна? А я говорю: зачем ей приезжать? Я ее не звал! Тогда оба сели по-хозяйски, мол, подождем. И что вы думаете? Приехала девочка себе на погибель.

Он опять зарыдал, но при этом выразительно повел бровью в сторону батареи бутылок. Дальнейший рассказ его продолжался с постоянной подпиткой жидким топливом, которое Никита вливал ему собственноручно. Левая же рука князя вцепилась в плечо старика и периодически встряхивала оседающую от горя фигуру.

— Говори толком. С чего ты взял, что Анне угрожает опасность?

— Я-то думал, что они встречаются у меня по приказу графа Шувалова. Нет, нет… другого Шувалова, — он перешел на шепот, — Александра Ивановича, главы Тайной канцелярии.

— Диц служит Шувалову? Глупость какая! Кто внушил тебе этот вздор?

— Никакой не вздор! Я почему так решил-то?.. Их сиятельство граф Шувалов дважды в моем дому встречался с нимфой и разговор секретный имел. Приходил тайно, лик имел занавешенный, чтоб, значит, узнанным не был. Это уж я потом догадался, кто сей господин. Анна подсказала.

Лицо Никиты было мрачным.

— Может, у них любовное свидание было?

— Ну уж не без этого. Но и тайна там была.

— Анна подсказала?

— Так точно.

— Похоже, мы влипли в историю, — негромко сказал Корсак.

— А под подол чужой тайны заглядывать нескромно, — в тон ему отозвался Белов. — Никита, может, нам исчезнуть?

— Сидите! — рявкнул тот, вливая в сомлевшего Мюллера новую порцию горючего. — Значит, Анна работала и на Шувалова, и на Дица. Это я понял. Дальше что было?

— Обычно сей негодяй, то есть Диц, беседовал с Анной приватно, меня из дому выгоняли. А на этот раз словно забыли. Я за ширмой притаился и все слышал. И видел, между прочим, щелочка в ширме той была. Да… Диц Анне говорит: «Вы всыпали отраву в жаркое?» А девочка удивилась: «С ума вы, что ли, съехали?» — а потом улыбнулась лукаво, губки платочком утерла и говорит: «Сознаюсь, давала, сознаюсь. Извольте алмаз».

— Какой алмаз?

— Ой, князь, не могу я вам всего этого говорить. Прибьют ведь меня. Я подписку давал!

— Говори, старая скотина! Не то я тебя сейчас сам прибью!

Корсак и Белов безмолвно переглянулись, еще никогда не видели они друга в такой ярости.