Гардемарины, вперед! Книга 1 и 2

Супруга Лестока с трудом поняла, почему по дому бегают чужие люди, рыщут во всех сундуках, поставцах и комодах, иные примеряют на себя платья мужа, а потом тащат все в лаковую гостиную и бросают на пол в беспорядке. Она хотела расспросить обо всем мужа, но ее к нему не пустили. А через день явился чин и стал задавать вопросы.

Однако скоро чиновник от нее отступился. «С иностранными министрами мой муж тайных конфиденций не имел, а имел только желание весело провести время. Он и меня туда с собой брал. И были сии встречи до чрезвычайности редки, потому что муж мой от государственных дел отошел и посвятил себя радостям брачной жизни…»- вот и весь сказ. На все прочие вопросы ответы были однозначны: не знаю, не видела, не упомню…

Прежде чем приступить к допросу самого Лестока, Шувалов решил побеседовать с Шавюзо. Для начала с секретаря сняли офицерский мундир и обрядили в арестантскую хламиду. На первом же допросе ему пригрозили пыткой, ежели не будет чистосердечного признания. Господи святы, да он сознается во всем, в чем хотите!

За три долгих дня, проведенных в камере, секретарь твердо решил, что спасать будет себя и только себя. Дядя хоть и благодетель, но идти за ним в ссылку или на казнь он никак не желает. Лесток хитер, он выпутается… Однако преднамеренно топить дядю он тоже не хотел. Главное - угадать, что надо судьям, а дальше чистосердечно сознаться даже в том, чего не было на самом деле.

Но угадать было трудно. Допрос снимал сам Шувалов, Вопросы задавались вразнобой и,кажется, никак не были связаны один с другим общей линией. Вначале был спрошен он о друзьях Лестока, окромя иностранных послов, Шавюзо назвал всех- князя Трубецкого, Румянцева, сенатора Алексея Голицына, князя Ивана Одоевского, обер-церемониймейстера Санти и прочих. На лице Шувалова появилось удовлетворение. Все это были недруги Бестужева. Пока эти люди пойдут как свидетели, а дальше, может, кто-то из них и сам попадет в камеру.

Перешли на отношения Лестока с иностранными послами и начали очень издалека- с предшественника Финкенштейна посла Мардефельда и маркиза Шетарди. Шавюзо с полным достоинством указал, что все это было в прошлом, что сейчас Лесток удалился от дел.

- Была ли переписка у Лестока и Шетарди?

Да, была. И переписка эта шла через него- Шавюзо. После высылки Шетарди из России было получено от него два письма. В первом были счета на заказанные для Лестока в Париже камзолы, во втором писалось о табакерках, которые надо было передать… Здесь Шавюзо замялся… передать Герою.

- Кого понимал Шетарди под этим именем? - заинтересовался Шувалов.

- Я думаю… что их императорское величество, - выдохнул смущенный и испуганный секретарь,

Знай Шавюзо,что архив хозяина уже предан огню,он держался бы куда увереннее и не болтал лишнего.Но, как говорится, знал бы куда падать, соломки подстелил.Следующий вопрос к секретарю был куда страшнее предыдущих.

- А не измышлял ли Лесток каких ядовитых лекарств, дабы жизнь государыни пресечь?

- Нет, нет, никогда! - Выкрик этот упредил мысль, и тут же Шавюзо с ужасом вспомнил, как рылся Лесток в старых своих записках, выискивая отдел «яды». Правда,как и тогда, так и теперь, Шавюзо был уверен, что Лесток интересуется ядами как средством лечения- ведь именно это проповедовал покойный врач Блюментрост,но ведь не объяснишь этим жестоким следователям, если докопаются до сути! Если вспомнил, почему скрыл? Шавюзо весь взмок от страха, а ноги покрылись гусиной кожей, словно от жесточайшего холода. Он уже готов был во всем сознаться, но допрос внезапно кончился.

Только в камере Шавюзо пришел в себя. Принесли ужин, попил горячего пойла, согрелся, успокоился, думая, что легко отделался, но грянул второй допрос, куда более строгий и запутанный, чем первый.

На этот раз спрашивал не Шувалов, а серьезный, хромой господин.

Первые вопросы носили скорее формальный характер.

- Нам известно,что Лесток поносил канцлера Бестужева ругательными словами. Так? Какими? - Голос тихий, монотонный, взгляд почти доброжелательный.

Поставь следователь вопрос не так категорично, и Шавюзо с чистой совестью сказал бы: «Не упомню…», - но у хромого господина был такой вид, словно он все знает заранее, а ответы секретаря нужны ему только для проверки.

Шавюзо откашлялся:

- Так прямо и повторить?

- Так и повторите.

- Лесток говаривал,- начал секретарь отвлеченным тоном, словно по бумажке читал,- экий скот государством нашим правит, каналья, лицемер, сквалыга, гнусарь, это в том смысле, что канцлер изволит шепелявить… Угрожал ли? И это было. Не раз говаривал Лесток, что рад бы был прострелить канцлерову голову пистолетом, да случай не представился.

Писарь аккуратно записывал, следователь зорко вглядывался в Шавюзо и наконец перешел к главному вопросу:

- Ее императорскому величеству с цифири разодранных реляций посла Финкенштейна известно стало, что господин твой о перемене нынешнего благополучного государствования богомерзкий замысел имел. Что знаешь о сем предмете?