Гардемарины

– Так. Теперь мне все стало понятно, Саша! У тебя просто казарменная болезнь. Но ты уже на третьем курсе и аж цельный старшина 2 статьи и, наверное, тебе давно уже надо бы понять, что на ногах у тебя не сапоги с портянками, а чистые флотские ботинки. И что ты воспитываешь не солдата первогодка, пришедшего служить в армию на два года, мечтающего побыстрее сорваться с принудительного долга перед Родиной, а офицера флота, который добровольно пришел на флот, чтобы посвятить ему всю свою жизнь. И служащего уже второй год. Постарайся это понять. У нас не армия, где все понятно. Сегодня ты солдат – черпак, через год – вроде уже выше, полтора – сержант – дед, а потом гражданка. И там, после срочной службы, есть гарантия, что ты практически никогда не встретишь своих сослуживцев. Здесь все по-иному: через пару лет ты получишь лейтенантские погоны и кортик, а еще через год после тебя Морозов тоже станет офицером. Как служба сложится – никто сказать сейчас не сможет. Кто из вас окажется более способным, умелым? Разница у вас небольшая. И глядишь, лет через пять-семь придет к тебе Морозов начальником или, хуже того, командиром корабля или старпомом, а ваши отношения уже омрачены какими-то никому не нужными училищными разборками. Подумай, что ты творишь! Зачем тебе это все надо?

Шорохов по-дружески, кивнул головой Чхеидзе.

– Понял?

– Я все понял, товарищ главный старшина! Но я не боюсь, что Морозов станет моим начальником, не дорастёт! – надулся, обиженный тем, что его не поняли, Чхеидзе, – разрешите идти готовиться в увольнение?

Шорохов сжал губы, он надеялся, что ему удастся поговорить нормально с Чхеидзе и в следующий раз тот подобных ляпов тот не допустит. Но последняя его фраза показала, что он ничего не понял. Придется принимать экстраординарные меры, раз не понимает нормальных слов и отношения.

– А как же работы в вашем кубрике вашими людьми? – усмехнулся внезапно Шорохов, – надо быть, Александр, последовательным до конца! Организовал работы – обеспечивай их! Останешься здесь, раз организовал вечерние работы. Руководи своим Морозовым. А ты как думал? Назначил в наряд на работы – значит, сам и контролируй их! А то ты уйдешь в увольнение, а он ведь сядет и ничего не будет делать! – Шорохов усмехнулся, увидев, как погасло лицо Чхеидзе. – Кто же будет за ним смотреть? И воспитательный эффект твоего наказания будет тогда совсем полным. Так что, уж будь любезен организовывать работы в кубрике до конца – до отбоя, как ты сам сказал, если они так уж сегодня тебе были необходимы!

Шорохов внутренне смеялся, глядя на изумленное и вытянувшиеся лицо Чхеидзе. Но по телевизору шел футбол – играл ленинградский «Зенит» с тбилисским «Динамо», ради которого он и остался сегодня обеспечивать в роте, и воспитательная работа была совсем не ко времени.

– Что ты на меня смотришь, как поп на икону? – скомандовал Шорохов, увидев, что Чхеидзе стоит столбом. – Переодевайся в робу и руководи организованными тобой работами. Что неясно?

– Так я это, договорился встретиться сегодня с невестой. Она будет меня ждать! – с каким-то отчаянием произнес Чхеидзе.

– И что вытекает из этого? Ты наказал Морозова, думаешь, его никто не ждет? А кто будет руководить им и назначенными ему работами? Я? Я не могу – у меня сегодня «Зенит» играет! – Шорохов кивнул в сторону выключенного им телевизора.

– Может, новый дежурный по роте старшина 2 статьи Николаев? Я его попрошу! – Чхеидзе умоляюще посмотрел на Шорохова.

– Николаев дежурный по роте. Не трогай его! У него своих дел по горло, чтобы еще отвлекаться на организованную тобой работу. Сдавай оперативно свое дежурство, переодевайся в робу и руководи своим Морозовым! – подытожил Шорохов результаты беседы.

– Разрешите идти? – тихо спросил Чхеидзе, опустив голову, поняв, что Шорохова ему не переубедить.

Шорохов привстал с аккуратно заправленной койки, на синем одеяле которой отпечатался след от его сидения, включил снова телевизор и махнул рукой Чхеидзе – мол, иди, не мешай.

Раздался знакомый с детства голос диктора Озерова, рассказывающего о развивающейся на поле ситуации. Где-то в третьем кубрике раздались радостные крики оставшихся без увольнения курсантов, смотрящих, видимо, футбол.

Чхеидзе с мрачным лицом встретил пришедшего с развода старшину 2 статьи Николаева. Тот спешил поскорее принять дежурство, чтобы отпустить сменившийся наряд в увольнение.

– Давай, Сашико, скорее, что у тебя там? Гальюн – чисто! Умывальник – чисто! Молодцы твои дневальные! Навели марафет! – он потрепал по плечу вытянувшегося перед ним с ветошью в руках высокорослого Вовку Петренко. – Сейчас подпишем прием и сдачу и доложимся Шорохову. И вы бегом, бегом, бегом за ворота! Счастливцы! – Вовка Николаев радостно засмеялся.

Чхеидзе помялся немного и потом решил все, что произошло, рассказать Николаеву, с которым учился в одной группе.

– Я сегодня не спешу. Меня, это, посадил руководить работами Шорохов в кубрике! – он покраснел. – Я наказал тут одного придурка, назначил на работы. А Шорохов сказал мне лично руководить работами.