Гарденины, их дворня, приверженцы и враги

- Опосля того собрались на вечеринке у Молоцкова наездника, Семка и ну ко мне присыпаться: такой-сякой, ты, кричит, судьбы меня лишил... Как так, судьбы? На каком таком основании, конопатая гнида? Размахнулся да кэ-э-эк тресну его по морде... да в другой... да за волосья!..

Сколько тут было народу - животики надорвали. Само собою, всякий понимал, что я его с умыслом сковырнул с дрожек. Ионыч тут был, княжой наездник, - патриархальный старик! Ты, говорит, парень, мог его до смерти зашибить... Беззубый черт! Разве я этого не понимаю? Тут одно: либо дуга пополам, либо хомут вдребезги. Тут - рыск! Не сделай я настоящей переборки на вожжах, Внезапный прямо мог подхватить от эдакого треску и прямо свели бы с круга за проскачку. Но замест того он сделал отличнейший сбой и на рысях к столбу пришел. Господа, этта, платками, картузами махали!

В таких разговорах достигли обширного выгона перед заводом и поехали к так называемой "Солдатской слободке", где по преимуществу останавливались с своими лошадьми наездники и жокеи. Сначала Ефим приказал Федотке править к своей прежней квартире, но там уже было занято; тогда поехали улицей и стали спрашивать, где свободно. В одном месте все крылечко было облеплено народом; когда гарденинские поравнялись, оттуда послышались голоса: "Э! Никак Ефим Иваныч?.. Здорово, Ефим Иваныч!.. Ефиму Иванычу наше нижайшее!.. Ба, ба, ба, кого мы видим!"

Федотке приказано было остановиться. К подводе вереницей подходили наездники, старые знакомые Ефима, пожимали ему руку, спрашивали, с любопытством косились на Кролика. Ефим степенно отвечал, узнавал о квартирах, о ценах на овес, на сено, на харчи, осведомлялся о новостях.

- Иван Никандров здесь? - спрашивал он.

- Эге, хватился! Иван Никандров в кучера, брат, ударился, в гужееды!

- Как так? Куда?

- К Губонину, в Москву, четвертной в месяц околпачивает!

- А Яким Ноздря?

- И Якима нету - к фабриканту поступил. Тут из наших видели его которые: пузо, говорят, отпустил - во!

- Ас Калошинского завода кто приехал?

- Ау, брат! Калошинский завод поминай как звали:

весь с торгов пошел... А ты знавал Ерему Кривого? У купца Ведеркина теперь. Лонысь в Воронеже три приза взял.

И умора, Ефим Иваныч! Взял он это призы, пондравилась лошадь какому-то офицеру... Офицер-то и говорит купцу Ведеркину: "Продай, вот тебе не сходя с места две тыщи целковых". Купец разгорелся на деньги, возьми да и продай прямо с дистанции. Ерема в голос заголосил... "Что ж ты, толстопузый идол, делаешь? - говорит прямо при всей публике. - Мы, говорит, только было, господи благослови, в славу зачали входить, а ты на деньги польстился..." А купец Ведеркин тоже ему при всей публике:

"Я, говорит, на славу-то на твою...", да такое сделал, все, кто тут был, так и грохнули!

- Ну, не на меня наскочил! - воскликнул Ефим, делая свирепое лицо. - Я бы ему... Что ж Ерема-то остался у него?

- Да как же не остаться? Сорок целковых жалованья одного. Нонче, брат, только и места, что у купцов.

- От Мальчикова привели? - небрежно спросил Ефим.

- Как же, как же! Наум Нефедыч нонче утром объявился. Грозного привел... Экий конь, господи мой милостливый! Двадцать два приза!.. Три императорских!.. Прямо надо сказать - умолил создателя Наум Нефедыч. Недаром и название дано - Грозный!

- Грозен, да может не для всех, - презрительно сказал Ефим и взглянул на Кролика.

- О! Аль не боишься? Ты, значит, тоже "на все возрасты"? Давай бог, давай бог! - восклицали наездники с недоверчивым и сдержанно-насмешливым видом.

К толпе подошел седенький тщедушный старичок в валенках, с старомодным пуховым картузом на голове. Все почтительно расступились и пропустили его к Ефиму; Ефим с отменною вежливостью поклонился. Старичок прищурил глаза, всмотрелся из-под ладони и прошамкал:

- А, это ты, необузданный человек? Давненько, давненько не видать. У кого теперь живешь-то?

- У Гардениных, Сакердон Ионыч.

Ионыч пожевал губами, усиливаясь припомнить:

- Капитон Аверьяныч конюший? Так, так... Сурьезный, твердый человек... Слуга!.. Таких боле нет рабов верноподданных... Ты с чем же: с пятилетком? На все возрасты?

Ефим ответил.

- Вот, Сакердон Ионыч, говорит: Мальчиков мне не страшен! - сказал один наездник, улыбаясь.

- Вот как, вот как!.. Ну, что ж, друг, бывает. И юнец Давыд Голиафа победиша. Бывает! - Старичок обошел вокруг Кролика, внимательно посмотрел на него, приподнял попону, чтобы оглядеть закрытые "стати", ощупал грудь и "под зебрами"... Все смотрели на Ионыча с любопытством и уважением. Собственно говоря, никто бы не осмелился делать такой осмотр чужой лошади, да еще без разрешения, но Ионычу позволялось все. Это был старинный наездник князей А***. Он побрал на своем веку множество призов, ни разу не проигрывал и теперь жил себе на покое, окруженный внуками и правнуками, и каждый год непременно появлялся в Хреновом во время бегов.

- А порода? - спросил он, осмотревши Кролика.

Ефим сказал. Ионыч опять пожевал губами, припоминая и соображая, и вымолвил:

- Ну, что ж, держись, Ефим! Обеими руками держись за счастье... Охо, хо, хо, человек-то необузданный!..